Повод для встречи - [8]

и время бытия в пространстве столь же мнимо,

как эти полчаса дороги до тебя…

* * *

Мир еще не проснулся для вечных забот.

Только небо с востока слегка заалело,

только пьяный шиповник, прогнувший забор,

создает ощущение тяжести тела.

Мир еще не очнулся от веры и лжи.

Невесомы, как ангелы, сонные мысли.

И на ветке шиповника капля дрожит,

растянув ощущение радости жизни.

Видишь, как безмятежно мятежники спят,

как безгрешно грядущие грешники дышат.

И ленивое время течет сквозь тебя,

словно солнечный свет, прожигающий крыши.

Ни обиды, ни страха, ни гнева в душе —

весь запал расстреляла судьба вхолостую.

И потянет вернуться, да поздно уже —

свято место оставленное не пустует.

Вот теперь-то я знаю, что слезы — вода,

и пространство, как парус, заполнено ветром,

что, срывая с орбиты, несет в никуда

этот миг, преломленный лучом предрассветным.

* * *

Небрежность ли виной, с которой окна

оклеены? Ты слышишь, как сквозит

из сада, где черемуха намокла,

как в зеркало, в пространство погрузив

мечту цветов о ягодах;

как вязко

непринужденным чувствам, мыслям, краскам

в набухшей капле под названьем — жизнь,

где наша прародительница — сырость

душе внушает серость либо сирость.

Держись за эту выдумку, держись.

Смотри, как, не найдя приюта в небе,

дремучей думой о насущном хлебе

библейский ливень на листве повис;

как выдают минуты озаренья

небрежную законченность творенья,

ловящего в ладони птичий свист.

Как без присмотра брошенный младенец,

держись за жизнь, на чудо не надеясь,

из хаоса судьбу свою лепя.

В невинных заблуждениях блаженствуй.

Что толку от тоски по совершенству,

когда не оторваться от себя?

Не оторваться от себя без боли.

Тем более, постигшему в неволе,

Какая сладость от владенья в грех?

какая слабость — говорить стихами,

пока свободы стылое дыханье

сквозит соблазном изо всех прорех?..

* * *

От счастья, от тоски,

от замыслов нескромных,

от грешных снов людских,

от запаха черемух —

легко сойти с ума.

От голубых стволов,

от соловьиной трели

в душе переполох,

томленье в бренном теле

и в мыслях кутерьма.

Как молодость слепа!

Как заблужденье сладко…

Пока любимый спал,

скользнула в дверь украдкой —

а там уже зима.

* * *

И хлеб, и соль поделены по-братски.

До лучших дней разъехались друзья.

Погашен свет.

А за окном февральским

такие ночи звездные стоят!

Открою двери, выйду на крыльцо,

коснусь ветвей, опущенных в пространство.

Ночные ветры холодно и страстно

дохнут в разгоряченное лицо.

Рассыплют иней. Выстудят жилье.

Поземкой поиграют у колодца.

И детское спокойствие прольется

в сиротство поседевшее мое…

* * *

Так ночи полуобозначен склон,

где жизнь крадется с четырех сторон,

дождем сквозь сердце время просыпая,

и за сараем гнездами ворон

все кланяется небу желтый клен,

почти прозрачный от недосыпанья,

от ветра, заплутавшего в ветвях,

и холодно до ломоты в костях,

до слез, и незаметено год за годом

все терпеливей справедливый гнев,

и поздний свет горит в моем окне,

оберегая ранних пешеходов…

* * *

Овраг за лесом, поле да река…

Уж я ли вам себя не подарила!

Уж я ли в тех весенних ивняках

любимым — о любви не говорила?

Не мой ли сын под этим небом рос?

Не мой ли след пролег по трактам пыльным?

Уж я ли здесь не сдерживала слез

Над кустиком, над холмиком могильным!

Уж я ли не бросалась в мятежи,

когда душа в отчаяньи дичала?

Уж я ли не благословляла жизнь?

Уж я ли здесь о смерти не молчала?

* * *

Смерть находит причину,

а жизнь не нуждается в ней.

Просто дождь отшумел.

Просто скоро закончится лето,

и такою прохладой потянет

с родимых полей,

что залетные птицы

поднимутся в небо с рассветом.

И зайдется душа

на какой-то предельной черте,

ни в слезах и ни в слове

еще не умея излиться…

А мгновение жизни

все длится, и длится, и длится

на почти нежилой,

безвоздушной почти высоте.

* * *

Я все-таки вырвусь из ночи кромешной,

под ветром весенним звеня,

но в этой травинке, колючей и нежной,

ты разве узнаешь меня?

И только внезапной твоею тревогой,

навеянной ветром с полей,

еще покружу над тобой, над дорогой,

над светлым прудом, над родимым порогом,

над бренной землею моей…

* * *

Нету правды в прямом отрицании счастья.

Нету смысла в привычке сжигать корабли…

Из-под первого снега травинки лучатся —

немудренные жители нашей земли.

Я цепляюсь за слабую ниточку мысли,

я склоняюсь к подножию русских дубрав —

это ж надо, какое стремление к жизни!

Что мы, бедные, знаем о памяти трав?

Что там было до нас, до истока, до Слова?

Слишком суетен миг, слишком короток век…

И ложится на сердце строка Соколова,

как на черные пажити бережный снег.

* * *

Хорошо мне в этой жизни —

Под ногами лист шуршит,

ветер дунет, дождик брызнет,

низко птица пролетит.

Не бунтую, не скучаю,

тропку в ельнике торю,

и почти что без печали

в настоящее смотрю.

Как костер из влажных веток,

неохотно, не спеша,

трепетным закатным светом

занимается душа…

* * *

Стелется солнечный лист,

словно гвоздями,

дождями

в почву вбиваемый.

Чист

свет, отражаемый нами.

Господи! Ни ветерка.

Тишь на земле и остуда.

Тянет, как нитку, рука

строчку.

Да это ль не чудо!

Что еще нужно душе?

Время прозрачно, как совесть.

Все уже названо, то есть

непоправимо уже…