Поветрие - [19]
Тут в комнату вошел сам Куницын.
— Tiens, tiens, tiens [29]! — воскликнул он, узнав швейцарку. — Wo kommen Sie her, holde Scheme [30]? Мы с нею давнишние знакомые, — обратился он внушительно к хозяйке. — Будьте так добры испариться.
Старушка, бормоча, повиновалась. Как на угольях, стояла Мари перед нежданным гостем, перебирая в смущении свой чистенький ситцевый передник.
— Herr von…? Я запамятовала вашу фамилию.
— Куницын, — помог ей молодой фат, разваливаясь с некоторою театральностью на диване. — Это ужасно, эт-то у-жасно!
— Что с вами, г. Куницын, вы вне себя? Он трагически взъерошил себе волосы.
— Успокойтесь. Не надо ли вам гребенки?
— Гре-бен-ки? Мари, о Мари! Было время, вы были без памяти влюблены в меня, вам, должно быть, известно, что я за человек — добрейший, великодушнейший!
— Вы очень ошибаетесь, сударь, если думаете, что внушали мне когла-либо какое-нибудь чувство.
— Что тут отговариваться? Заболели еще не на живот, а на смерть, когда узнали о моем сватовстве на другой; cela saute aux yeux [31]. Но что вспоминать? Дела минувшие!
— Да если я вас уверяю… Наконец, вы видите, что я теперь у господина Ластова, следовательно… Я тогда по нем стосковалась.
— Эк я не догадался! — хлопнул себя по лбу Куницын. — Вы у него la maitresse… de la maison [32]? Молодец же он, ей-ей, молодец! Не ожидал я, признаться, от него. Всегда скромником таким, законником смотрит, воды не замутит. Ну, как у вас тут житье-бытье?
Говоря так, денди наш встал, поправил в глазу стеклышко и, с улыбочкой полулукавой, полунахальной, приблизился к девушке.
— Славное мясцо, — сказал он, щипнув ее в полную, розовую щеку, — парное!
Мари, как полотно, побелела, непритворный гнев блеснул в ее глубоких черных глазах.
— Да как вы посмели, сударь…
— Как видите, посмел. Ха, ха!
— Но… но…
— Зарапортовались, ангел мой! А вы, ей-Богу, премилы, препикантны, когда сердитесь: глазенки так и разбегаются, так и стреляют, как пара пистолетов; благо, заряжены холостым зарядом.
— Послушайте, г. Куницын…
— Что слушать-то? Путного, верно, ничего не скажете. Не взыщите за откровенность. Вот перед физикой вашей я преклоняюсь — покорнейший слуга! Губки — пресочные, настоящие морели. Позвольте удостовериться de facto.
Он ловко взял ее за талью. Но в то же мгновение комната огласилась звонкой пощечиной. Захваченный врасплох, хищник невольно выпустил из рук добычу.
— О-го-го! — заголосил он в неподдельной ярости. — Une commune biche [33]! Все, моя милая, имеет границы. Теперь я уже считаю своим священным долгом расцеловать вас, так расцеловать, как во сне вам не мерещилось, как Адонис ваш в жизнь не целовал вас!
С распростертой для объятия левой рукою, с приподнятым кулаком правой, подступил он к беззащитной. Меняясь в лице, с решимостью сжав губки, схватилась она за стоявший на столе подсвечник. Неизвестно, чем бы разыгралась эта сцена, если б не подоспел вовремя третий актер, в лице Ластова. В разгаре дела ни швейцарка, ни воинственный гость ее не слышали как позвонил он, как отворил дверь в комнату. В недоумении остановился он на пороге.
— Мари, Куницын, что вы тут затеваете?
— Лева, друг мой, выбрось этого негодяя! Он позволил себе со мною такие дерзости…
Молодой ловелас уже оправился. Непринужденно улыбаясь, он подошел к приятелю.
— Здравствуй, братец! Представь себе, как легко напугать их, этих женщин! В ожидании тебя, от нечего делать, я хотел испытать ее верность к тебе и сделал вид, будто хочу поцеловать ее, а она вообрази, что я и в самом деле собираюсь поцеловать. Ведь забавно? Ха, ха!
— Не верь ему, Лева, он уже схватил меня за талью, и если бы я…
— Ну, ну, замолчите, — перебил ее, вспыхнув, Куницын. — Каюсь, так и быть, что греха таить: хотел поцеловать. Но ты, Ластов, человек умный и, разумеется, не найдешь в этом ничего дурного. Ну, что такое один поцелуй в сравнении с вечностью? Ein Mai ist kein Mai. Сам же ты целуешь ее, наверное, раз по сту в день.
Ластов не мог не улыбнуться наивному доводу приятеля.
— Ты забываешь, мой друг, что она жена моя.
— Гражданская!
— Какая бы там ни была. Заметь себе, пожалуйста, на будущее время: если хочешь оставаться со мною в прежних дружеских отношениях, то обходись с нею так же почтительно как со всеми «законными» женами твоего знакомства.
— Пожалуй! — иронически улыбнулся Куницын. — Для тебя только, по старой дружбе.
— И я надеюсь, что ты сейчас извинишься перед нею?
— Ну, уж на это не надейся, много чести.
— Так ты не намерен просить прощения?
— За кого ты меня принимаешь? Чтоб я, я унижался перед…
— Тс! Ни слова более. Сделай же милость оставить нас и вперед считать меня человеком тебе совершенно чужим. Не угодно ли?
Он широко распахнул перед приятелем выходную дверь. Тот посмотрел на учителя, посмотрел на его «гражданскую», потом глубокомысленно опустил взоры на кончики своих лаковых ботинок.
— Гм… да. En effet [34], ты как будто поступаешь благородно. Притвори-ка дверь; я согласен исполнить твое требование. Mein Fraulein… или gnadige Frau? Как прикажешь?
— Перед людьми она еще девушка; так так и величай.
— Bon. Also, gnadiges Fraulein, mir thut es nngeheuerlich, abscheulich leid, dass… und so weiter, und so weiter
За все тысячелетие существования России только однажды - в первой половине XVIII века - выделился небольшой период времени, когда государственная власть была в немецких руках. Этому периоду посвящены повести: "Бироновщина" и "Два регентства".
Две оригинальные сказки, которые вошли в этот сборник, - «Что комната говорит» и «Сказка о пчеле Мохнатке» - были удостоены первой премии Фребелевского Общества, названного в честь известного немецкого педагога Фребеля.В «Сказке о муравье-богатыре» и «Сказке о пчеле Мохнатке» автор в живой, увлекательной для ребенка форме рассказывает о полной опасности и приключений жизни этих насекомых.В третьей сказке, «Что комната говорит», Авенариус объясняет маленькому читателю, как и из чего делаются предметы в комнате.
"Здесь будет город заложен!" — до этой исторической фразы Петра I было еще далеко: надо было победить в войне шведов, продвинуть границу России до Балтики… Этим событиям и посвящена историко-приключенческая повесть В. П. Авенариуса, открывающая второй том его Собрания сочинений. Здесь также помещена историческая дилогия "Под немецким ярмом", состоящая из романов «Бироновщина» и "Два регентства". В них повествуется о недолгом правлении временщика герцога Эрнста Иоганна Бирона.
Авенариус, Василий Петрович, беллетрист и детский писатель. Родился в 1839 году. Окончил курс в Петербургском университете. Был старшим чиновником по учреждениям императрицы Марии.
Эта повесть Ивана Серкова является заключительной частью широко известной среди юных читателей трилогии «Мы с Санькой…». Закончив школу, Иван с Санькой едут учиться в военное училище… О извилистых жизненных тропах деревенских хлопцев Ивана Сырцова и Саньки Маковея автор рассказывает правдиво и интересно, с присущим ему юмором. Перевод с белорусского — Alexx_56, декабрь 2020 г.
Можно ли стать писателем в тринадцать лет? Как рассказать о себе и о том, что происходит с тобой каждый день, так, чтобы читатель не умер от скуки? Или о том, что твоя мама умерла, и ты давно уже живешь с папой и младшим братом, но в вашей жизни вдруг появляется человек, который невольно претендует занять мамино место? Катинка, главная героиня этой повести, берет уроки литературного мастерства у живущей по соседству писательницы и нечаянно пишет книгу. Эта повесть – дебют нидерландской писательницы Аннет Хёйзинг, удостоенный почетной премии «Серебряный карандаш» (2015).
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Морские истории для детей, рассказанные юным неопытным матросом. Художник Тамбовкин Арнольд Георгиевич. Для дошкольного возраста.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В третий том впервые издающегося Собрания сочинений популярного русского беллетриста рубежа XIX - XX веков В. П. Авенариуса вошли исторический роман "Опальные" - о России, пережившей в царствование Алексея Михайловича трагедию бунта Степана Разина, повесть-дневник участника войны 1813 - 1814 гг. "На Париж!" и знаменитая антинигилистическая дилогия "Бродящие силы".