Повести об отважных - [24]

— Простите меня, Юрий Юрьевич, за то, что я не соблюдаю положенной субординации. Но я глубоко штатский, мирный человек… Я — врач! И, как мирный человек, как врач, я спрашиваю вас: до каких пор будут бесчинствовать эти бандиты? А с бандитами не стоит церемониться! Взорвать! Поднять на воздух всю эту каменную ловушку.

— Я понимаю вас, Никита Семенович. Но ведь если взорвать замок, как вы советуете, то едва ли этим мы выручим Надежду Михайловну, — мягко возразил подполковник.

— Так что же делать?

Подполковник обнял маленького доктора за плечи:

— Мы сделаем все, что можем, Никита Семенович. А вы делайте то, что должны делать. Принимайте пока госпиталь.

— Я? Да что вы, в самом деле?

— Да! Именно вы. Надо сделать все, чтобы госпиталь работал, как при Надежде Михайловне.

Военврач подтянулся, вскинул голову и сказал:

— Есть, товарищ подполковник, принять госпиталь…

15

Подполковник Смирнов за всю ночь не заснул ни минуты. Он курил папиросу одну за другой, ходил по библиотеке, несколько раз проверял часовых.

Его тревожила мысль: что с Надеждой Михайловной?

Он очень уважал эту смелую, решительную женщину, которая воспротивилась заключению других врачей, настаивавших на ампутации его ноги. Надежда Михайловна взяла ответственность на себя. После многочисленных и сложных операций, уставшая и бледная, она не уходила отдыхать, а шла к его постели и сама очищала гноившуюся рану, применяла самые различные средства лечения, ободряла, внушала веру в благополучный исход.

Сейчас подполковника мучило ощущение собственного бессилия. Друг был в опасности, находился совсем рядом, а он ничем не мог помочь ему.

“Конечно, не случайно фашисты так настойчиво выживают нас из замка, — раздумывал подполковник. — Очевидно, на этот замок делается серьезная ставка в их тайной игре…”

В комнату с большой грудой синих папок вошел лейтенант Серков. Глаза его были красными от усталости.

— Почему не спите, Миша? — спросил подполковник. — Все еще переживаете схватку с Железным Рыцарем?

— Нет, Юрий Юрьевич, — лейтенант положил папки на стол. — Интересная находка…

Он рассказал, что после того как медсестра Катя дала ему выпить какого-то бодрящего медицинского снадобья, он решил проверить, выставлена ли охрана к гестаповскому архиву. Часовой был на месте. Лейтенант еще раз осмотрел ящики. И на двух из них обнаружил полусодранные таблички с надписями: “Кадры”. В этих ящиках оказались личные дела работников местного гестапо и осведомителей.

— Да, открытие важное, — кивнул головой подполковник. — Надо показать дела немецким товарищам из городского самоуправления. Возможно, что некоторые из этих тайных сотрудников гестапо здравствуют и поныне. — Подполковник прислушался. — Кажется, стучат? Войдите! — громко сказал он.

В дверь шагнул щеголеватый и подтянутый, как всегда, сержант Кавторадзе. За ним робко вошла заплаканная Наташа Звонкова. Сержант прищелкнул каблуками, четким движением поднес сжатые пальцы к пилотке и доложил:

— Товарищ подполковник! Наша воспитанница Наташа сделала интересное открытие. Я сам проверил ее сообщение. Оно правильное…

— Вольно, сержант! — сказал подполковник любуясь молодецкой выправкой разведчика. — Ну, Наташонок, рассказывай, что ты обнаружила? — Подполковник положил руки на плечи девочки и ласково усадил ее на диван. — Но прежде скажи, почему ты не спишь? Ночью полагается спать.

Подполковник сел рядом с девочкой. Темные глаза Наташи налились слезами.

— Разве ж сейчас уснешь! — дрогнувшим голосом прошептала она и посмотрела на Смирнова, торопливо смахнув со щеки слезинку. — Ведь вы спасете тетю Надю? Да?

— Постараемся, Наташа, — серьезно ответил подполковник. — Ну, а теперь рассказывай о своем открытии.

Наташа снова отерла ладошкой мокрые глаза и стала рассказывать:

— Я никак не могла заснуть… И тетя Катя, медсестра, тоже не спала. Мы лежали и все время говорили о Надежде Михайловне — где она, что с ней. А потом решили выйти во двор подышать свежим воздухом. Вышли мы, сели в садике на скамеечке и сидим. Я подняла голову и вижу: на железном кресте вдруг стали проскакивать голубые искорки.

— На каком железном кресте?

— На том, что на главной башне, на самой остроконечной крыше. И я вспомнила, что когда еще до войны мы с мамой ездили к ее брату, дяде Сереже, то я ночью видела такие же искорки на высокой антенне радиостанции. Дядя Сережа тогда на радиостанции работал.

— Подожди, Наташонок, — прервал девочку подполковник. — Эти искорки все время на кресте мелькали?

— Нет. То замелькают, то перестанут… И тетя Катя видела. А потом во двор вышел и дядя Гиго. Он тоже видел.

— Точно, товарищ подполковник! — подтвердил сержант. — Я даже время засек: три двадцать. После того как мне сказала Наташа, искорки мелькали еще четыре минуты сорок пять секунд.

— Интересно… — задумчиво проговорил подполковник. — Очень интересно!

Он поднялся с дивана и надел фуражку.

— Пойдемте посмотрим, где мелькали эти самые искорки. А ты, Наташонок, марш спать! Немедленно! — Подполковник обернулся к лейтенанту. — Отнесите все эти гестаповские дела на место, под надежную охрану. Их ни на минуту нельзя бросать без присмотра.