Повести наших дней - [198]
— Значит, в редакции ты думаешь так, а на улице иначе? Ты похож на клоуна, у которого одна щека красная, другая — зеленая.
Они заспорили.
Митя Швабрин принялся мерить комнату быстрыми шагами, свирепо посасывая погасшую трубку.
Митя Швабрин почему-то не принимал участия в споре. Высокий, сутулый, он широко и мягко шагал по комнате и, запуская пальцы в курчавую шевелюру, мурлыкал себе под нос знакомую нам с тобой песню, состоявшую из одного только припева:
Его песня мешала Максиму Саввичу. Поймав Митю за полу пиджака, он с ворчливостью старшего товарища, занятого серьезным делом, сказал:
— Ну что ты заладил: «крепите, держите»?.. Надо же подумать, куда держать. А так ты загонишь свой парусник к черту в тартарары! Понял?
— Понял, — решительно сказал Швабрин и присел к столу и тут же, вооружившись трубкой, добавил: — Твердо понял, что ты, Максим Саввич, пессимист.
— Это почему же я пессимист? — спросил его Максим Саввич, поскребывая лысину, замаскированную начесом редких рыжеватых волос.
— Ты же из середняков… А те любили поскрести в затылке, подумать… И к своему берегу причаливали не скоро…
— Дите! Соску тебе, — отмахнулся Максим Саввич и опять заспорил с Гришей Токаревым.
Вошла Мария Антоновна — секретарь редактора, остановилась у порога и с безобидной усмешкой, глубоко спрятанной в темно-серых глазах, посматривала на споривших. Она за последнее время погрузнела, гуще поседели ее пепельно-русые волосы, а выпуклый умный лоб пересекла устойчивая поперечная морщина. Но глаза остались такими, какими я их запомнил, когда она впервые, двадцать пять лет назад, появилась за большим секретарским столом — скромная, опрятная девочка. Тогда ее называли «наша Маша», а теперь — «наша Мария Антоновна», «сама Мария Антоновна».
Спорщики по-прежнему не замечали Марии Антоновны, и она, подойдя ко мне, тихо сказала:
— Михаил Владимирович, я ведь знаю, о чем они… И не в первый раз схватываются из-за этого. В моей поддержке ни одна сторона, конечно, не нуждается, — усмехнулась она, — а вот если бы нуждались, то я бы поддержала сторону Максима Саввича. Товарищи, должна вам помешать, — обратилась она к спорящим. — Недавно звонил Василий Николаевич. Редактора не было, так он со мной. «Рецензию на отзыв, говорит, получил. Прочитаю. Только вы, говорит, не прячьтесь в кусты. У редакции должно быть свое мнение — надо печатать или не надо…» Сейчас вернулся редактор. Я ему передала разговор…
— А он что? — нетерпеливо спросил Гриша Токарев.
— Невесело размышляет, — просто ответила Мария Антоновна. — Вот теперь бы вам к нему, поддержать… Я за этим и пришла…
Спор оборвался, будто его не было. В каком-то походном, молчаливом порядке, строго переглянувшись, все трое вышли из комнаты вслед за Марией Антоновной.
Про меня они просто забыли. Я поднялся на этаж выше — в читальню, но там уже никого не было. Заглянул в промышленный отдел. Молодой, незнакомый мне сотрудник что-то размашисто записывал в блокнот. У него недоставало времени вынуть изо рта папиросу, и он кривился от дыма, закрывая то один, то другой глаз. На мой вопрос: «Заведующий отделом у себя?» — он кивнул на часы, висевшие над дверью.
— Чего ему быть тут в четверть седьмого? — сказал он. — Дома он теперь, за столом… Слушает музыку вилок, ножей и тарелок и певучий голос жены: «Саша, подать перчику к супу?»
Меня развеселило, что, разговаривая со мной, он не отрывался от блокнота и строчил карандашом, не снижая темпа.
— А вы почему ж не за столом? — спросил его.
— Я тоже за столом…
— Вы ж не за семейным, где музыка…
— Во-первых, я холостой, а во-вторых, из-за семейного стола меня за шиворот вытащили бы или ответственный секретарь, или дежурный, или сама Мария Антоновна… В театре долго брал материал: артисты, художники всегда рады рассказать… Мне это понятно — я ведь сам несколько раз с дрожью в сердце прошел мимо ГИТИСа… А теперь спешу дать в номер…
На этом месте карандаш его вдруг споткнулся. Он рассерженно пробежал глазами по написанному и вдруг, откидывая длинные волосы к затылку, сказал мне:
— Уж не думаете ли, что я Юлий Цезарь — и писать, и разговаривать… одновременно.
У него слишком выразительно задрожали губы, и я посчитал лишним оставаться в этой комнате. Но уходил с хорошим, светлым настроением. Я отлично понимал молоденького журналиста, потому что сам, работая в газете, когда-то допускал такие промахи. Пусть он в сером коверкотовом костюме, в шелковой бледно-голубой рубашке и длинном светлом галстуке, а мы ходили тогда в клетчатых ковбойках и полушерстяных в полоску брюках, считая это шиком, — все равно его волнения мне понятны, близки: он не хочет, чтобы его осудили старшие товарищи по редакции; он боится сорвать выход газеты.
Газета идет к читателю твердой, ритмичной поступью. Сбившись с ритма, она потеряет уважение своего читателя. Вот почему о неполадках, мешающих номеру выйти вовремя, говорят в редакции без скидок на старость и на молодость. Я уже слышу подтверждение моих мыслей. По опустевшим гулким коридорам с третьего на четвертый этаж доносится:
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Михаил Никулин — талантливый ростовский писатель, автор многих книг художественной прозы.В настоящий сборник входят повести «Полая вода», «На тесной земле», «Жизнь впереди».«Полая вода» рассказывает о событиях гражданской войны на Дону. В повести «На тесной земле» главные действующие лица — подростки, помогающие партизанам в их борьбе с фашистскими оккупантами. Трудным послевоенным годам посвящена повесть «Жизнь впереди»,— она и о мужании ребят, которым поручили трудное дело, и о «путешествии» из детства в настоящую трудовую жизнь.
В последние годы почти все публикации, посвященные Максиму Горькому, касаются политических аспектов его биографии. Некоторые решения, принятые писателем в последние годы его жизни: поддержка сталинской культурной политики или оправдание лагерей, которые он считал местом исправления для преступников, – радикальным образом повлияли на оценку его творчества. Для того чтобы понять причины неоднозначных решений, принятых писателем в конце жизни, необходимо еще раз рассмотреть его политическую биографию – от первых революционных кружков и участия в революции 1905 года до создания Каприйской школы.
Книга «Школа штурмующих небо» — это документальный очерк о пятидесятилетнем пути Ейского военного училища. Ее страницы прежде всего посвящены младшему поколению воинов-авиаторов и всем тем, кто любит небо. В ней рассказывается о том, как военные летные кадры совершенствуют свое мастерство, готовятся с достоинством и честью защищать любимую Родину, завоевания Великого Октября.
Автор книги Герой Советского Союза, заслуженный мастер спорта СССР Евгений Николаевич Андреев рассказывает о рабочих буднях испытателей парашютов. Вместе с автором читатель «совершит» немало разнообразных прыжков с парашютом, не раз окажется в сложных ситуациях.
Из этой книги вы узнаете о главных событиях из жизни К. Э. Циолковского, о его юности и начале научной работы, о его преподавании в школе.
Со времен Макиавелли образ политика в сознании общества ассоциируется с лицемерием, жестокостью и беспринципностью в борьбе за власть и ее сохранение. Пример Вацлава Гавела доказывает, что авторитетным политиком способен быть человек иного типа – интеллектуал, проповедующий нравственное сопротивление злу и «жизнь в правде». Писатель и драматург, Гавел стал лидером бескровной революции, последним президентом Чехословакии и первым независимой Чехии. Следуя формуле своего героя «Нет жизни вне истории и истории вне жизни», Иван Беляев написал биографию Гавела, каждое событие в жизни которого вплетено в культурный и политический контекст всего XX столетия.
Автору этих воспоминаний пришлось многое пережить — ее отца, заместителя наркома пищевой промышленности, расстреляли в 1938-м, мать сослали, братья погибли на фронте… В 1978 году она встретилась с писателем Анатолием Рыбаковым. В книге рассказывается о том, как они вместе работали над его романами, как в течение 21 года издательства не решались опубликовать его «Детей Арбата», как приняли потом эту книгу во всем мире.