Повести - [27]

Галка, конечно, видела, но молчала...

Свадьбу отпраздновали тихо, не так, как было принято в поселке. Не помогло и то, что пришлась она на майские праздники. Среди приглашенных были родители Галки и Виктора, и Корсаковы боялись, что свадебный шум большой болью отзовется в их сердцах. Поделились своими опасениями с Наташей, с Касымовым, те поняли все с полуслова, согласились.

— Пусть свадьба будет тихой, да жизнь громкой, — заключил Касымов.

За столом Григорий не сводил глаз с Галкиной матери. Ему казалось, что она никак не может отделаться от недоумения, вызванного происходящим в доме Корсаковых. Когда, забывшись на минутку, Акрам Рустамович рявкнул протодьяконским басом, а гости поддержали: «Горько! Горько!» — глухо звякнув, вырвалась из ее рук вилка. Долго она искала вилку под столом, потом старательно терла ее салфеткой, пряча покрасневшие глаза.

Григорий и Наташа переглянулись, хозяйка, схватив плетенку с хлебом — «надо еще подрезать!» — заторопилась на кухню. Они поняли, что хотела сказать и не сказала Галкина мать.

— Я боюсь, что Галка всегда будет стоять между нами, — шепнула Наташа Григорию. Тот сделал вид, что не расслышал ее слов.

Выбора быть не может

— ...Вот и верь после этого мужчинам! — Наташа сердито сжала губы, но глаза ее весело смеялись. — Делают предложение, в любви до гроба клянутся! Обещают на руках носить, никогда не ссориться! И вот тебе, пожалуйста! Не успели один-единственный годик вместе прожить, а такой сыр-бор разгорелся.

А сыр-бор разгорелся в тот же день, когда в доме впервые подала голос самая маленькая Корсакова. Григорий, в открытую поддержанный матерью, стоял гранитным утесом: «Назовем Наташенькой — и только!»

В душе большая Наташа ничего не имела против этого имени и возражала единственно из-за желания послушать приятные ей доводы Григория. А тот, принимая все за чистую монету, что называется, из кожи лез вон.

— Делай, как знаешь! — не выдержав, засмеялась жена.

Наташа с тревогой замечала, что в последнее время с Григорием происходит что-то непонятное. Как будто и тот, прежний, он, и в то же время появилась едва уловимая замкнутость.

— А ты сама спроси у него, — посоветовала мать. — Гриша честный, скажет, ничего не скроет, — с гордостью добавила мать. — Тебе повезло, доченька!.. И ему тоже! — обняла она сноху.

Григорий действительно не заставил себя долго упрашивать.

— На то они и доро́ги, чтобы друзей встречать, — запомнились Григорию слова шофера, подвезшего раненого солдата до дома. Много дорог изъездил Корсаков за эти годы, много повстречал он на них хороших людей.

Богата неожиданностями шоферская жизнь. Стала машина — горючее кончилось, в баллоне прокол, а запасного нет, коничка полетела. Мало ли что подстерегает тебя на дороге, вот и «загорай» в надежде на счастливый случай. А часто случая ждать долго не приходится. Послышится вдали рокот приближающейся машины, потом уже вблизи скрип тормозов, участливый голос: «Что случилось, землячок? Помощь, часом, не нужна?»

И копаются до пота вдвоем, пока не взвоет радостно ожившая машина. Потом разъедутся, может быть, даже не узнав имени друг друга... И кто знает, когда им придется еще свидеться?

Так случилось и на этот раз. Григорий вызволил попавшего в беду собрата по «баранке», дав ему запасную, почти новую камеру. Помог бортовать баллон, потом посидели в тени, под деревом, один — дымя папироской, второй — задумчиво крутя в руках стебелек. Дорожный знакомый — коренной сибиряк — оказался на редкость словоохотливым. Приехал в эти края по набору, на стройку.

— Такую махину грохаем! — закатил он глаза. — Город, заводы. Народу понаехало со всех концов. Кого только не встретишь. Большая стройка, любая специальность нужна. И заработки хорошие. Да и дело не только в них, хоть крохоборов и тут тоже не занимать. Ты понимаешь, браток, — положил шофер руку на колено Григорию, — было пустое место — и вдруг город поднялся! И ты его строил! Это же твой след на земле остался!

— След на земле... — задумчиво произнесла Наташа. — След на земле... — повторила она. И, помолчав, решительно тряхнула головой. — В общем, выбора быть не может!

— Ты к чему вспомнила эти слова? — с шутливой подозрительностью нахмурил брови Григорий. Слова принадлежали ему, и высказал он их Наташе, вымучивая признание в любви, мартовским вечером. Наверное, все же слова прозвучали убедительно, хоть и произнес их Григорий в несколько приемов. Иначе почему она не только поверила в них, но и сохранила в своей памяти?

— Выбора быть не может! — снова повторила Наташа и спрятала лицо на груди мужа...

— Слушай, Гриша, а вдруг мама будет против? Как ни тяжело отказываться от задуманного, но мы будем вынуждены остаться. Вынуждены, понимаешь?

Этот разговор происходил примерно через неделю после безапелляционного Наташиного заявления: «Выбора быть не может».

— Значит, все-таки, выбор может быть?

Держась за руки, словно дети, они шли по пустынным улочкам поселка. Григорий получил очередной отгул и не мог отказать себе в удовольствии проводить жену до больницы.

День только начинался, но жара уже давала себя знать. Деревья стояли сонные, разморенные, лениво обмахиваясь потяжелевшими листьями.