Повести - [25]

Первое время Лева пытался «за гарну службу» вручить водителю после поездки то кулек с сахаром, то кусок ситца — «в магазине не купишь», а однажды даже — новые кирзовые сапоги.

— Такие вещи я делаю только лучшим друзьям! — и палец послушно полз вверх.

— Я работаю, сам купить могу! — сурово отрезал Григорий. А потом только хмурился, возвращая подарки. Лева не сдавался, пытаясь найти посредницу в лице матери.

Но после крупного разговора с сыном мать так отчитала Гойхмана, что тот, увидя ее на улице, переходил на другую сторону.

После запомнившегося вечера в клубе, когда Григорий впервые увидел приезжую медсестру, он опять надолго забыл дорогу на танцы.

«Ни к чему все это, — уговаривал он себя, — тоже мне — жених на палочках».

Позднее не раз встречал ее на улице, но не мог даже поздороваться: знакомы-то они не были. После каждой встречи Григорий ловил себя на том, что эта смуглянка занимает слишком много места в его мыслях. Тогда начинал злиться, называл себя растяпой. Ходить по улицам, встречаться и отворачивать вспыхнувшее под ее взглядом лицо он больше не мог. Пришлось прибегнуть к помощи Лешки.

— А полбанки будет? — деловито осведомился тот, сразу поняв суть дела.

— Хоть целая! — в тон ему ответил Григорий.

— Тогда пошли! — взмахнул уцелевшей рукой Громадин.

По дороге они зашли в чайную.

— Надо пропустить по стопашке для смелости, — сказал Лешка.

Григорий не возражал и тогда, когда Лешка во второй и третий раз подзывал официантку.

В клуб порядком захмелевшие друзья пришли, когда из раскрытой двери неслись звуки походного марша и выплескивались последние группки молодежи.

Сердце у Григория екнуло: он увидел Наташу и локтем подтолкнул Громадина.

— На рыбалке, у реки, тянут сети рыбаки, — пьяным голосом пропел Лешка, схватив за руку Григория и плечом оттирая остальных девушек от Наташи. — Тянут сети...

Допеть Лешка не успел. Сначала Григорий увидел совсем рядом вспыхнувшее от негодования лицо, обиженно дрожащие губы, а потом услышал хлесткий удар, смех девушек, что-то обожгло щеку...

— Выпил, что ли, ты не пойму? — спросила мать, отпирая ему дверь. — Даже в темноте видно, как лицо горит...

— Немножко, — буркнул Григорий, скрываясь в своей комнате.

«Вот это познакомились... Стыд-то какой! Что она теперь обо мне подумает? — Григорий вышагивал по комнате. Подошел к зеркалу: обе щеки были красные, но жгло только одну. — Уеду куда-нибудь, чтобы не встречаться с ней!»

Уехать он никуда не уехал, но почти месяц не появлялся дома, разъезжая по району. В канун Нового года приехал, не мог же он в такие дни оставить мать одну! Пошел в баню и, возвращаясь оттуда, лицом к лицу столкнулся с Наташей. Смешался, покраснел, неловко спрятал узелок с бельем за спину.

— Здравствуйте! — спокойно сказала Наташа, и Григорий даже не удивился, что у нее такой мягкий и приятный голос. — Вы за тот вечер не сердитесь на меня?

— Да нет, что вы... — вконец растерялся Григорий. — Вы должны сердиться... на нас... дураков. Выпили не в меру...

— А почему в клубе не появляетесь?

— Работаю... Езжу все время, — поднял глаза Корсаков. — Вы не сердитесь? — осмелев, спросил Григорий и заговорил, торопясь, боясь, что девушка уйдет, и он не успеет всего высказать. — Не сердитесь, пожалуйста, я сам не знаю, как это произошло! Честное слово!

— Мирись-мирись и больше не дерись! — совсем по-детски пропела Наташа и протянула мизинец. — А теперь, Гриша, извините меня... Надо идти. Подружка попросила подежурить в ночь за нее. У них торжество семейное. Надо же выручить?

— Конечно, надо... — упавшим голосом пробормотал Григорий. И уже издали услышал веселое, обнадеживающее:

— Завтра в клубе картина новая. Придете?

— Обязательно! — крикнул Григорий и спохватился: а вдруг поездка?

— Гриша! Да ты что, с ума сошел? Опять выпил? Куда это зачастил так? — начала выговаривать мать, едва он сбросил шапку. — Щеки-то горят! Того и гляди кровь брызнет.

— Ей богу не пил, мама! — приложил сын обе руки к груди. — Хочешь дыхну? Не пил, не пил!

— Вот оно что, — понимающе протянула мать. — Верю, не пил. Верю...

То, чего он боялся, случилось. Первым, кого встретил Григорий в сельпо, придя утром на работу, был Лева, торжествующе размахивающий кипой накладных.

— Возить тебе не перевозить, Гриша! На неделю хватит! А что? Ты хочешь сказать, что не рад? Или я не вижу? Лева Гойхман перестал-таки понимать людей? Чтоб я так жил...

«У других и вечера свободные, и выходные дни есть, — продолжал негодовать Григорий, — а тут, как проклятый, день и ночь, день и ночь в разъездах! Хоть машину бросай!» — И метнул взгляд на Леву: не расслышал ли он? Ведь есть же люди, которые чужие мысли читают. Но Лева свои-то мысли и то не всегда улавливает за бесконечными разговорами. И ругаться уже не хотелось. Дорога сделала свое дело, настроив Григория на философский лад.

Вернулись они домой только на второй день к вечеру. Поставив машину, Григорий помчался домой. «Пусть он опоздал на целые сутки... Это же не по своей вине? Если Наташи нет в клубе, он пойдет в больницу, найдет ее, все объяснит...»

Мать, видя его торопливые сборы, ни о чем не расспрашивала: спешит — значит нужно.