Повести и рассказы - [15]
В Автово, на улице Морской Пехоты, Леонард ждал возвращения Коли. Увидев Дусю, заплакал, запел: «Святой Дух, качай ребёнок, Святой Дух, качай мой сынок. Дайте ему вода, принесите ему маниок». Коля с разбитым ртом и заплывшим глазом сказал, что заслуживает стакан портвейна. Жираф с Дусей пошли за бутылкой и уже не вернулись. Около магазина пьяные хулиганы стали кричать: «Смерть негру!» Дуся крыла их матом, Леонард, защищаясь, кого-то ударил. Жираф с подругой попытались спастись бегством, забежали в чужой парадняк и, вспугнув двух крыс, понеслись вверх по лестнице. На последнем, девятом, этаже был выход на крышу.
Пенсионерки сёстры Ветвицкие — Ия и Зоя Антоновны, проживавшие в уютной квартирке-оранжерее, заставленной цветочными горшками, в которых росли величественные амариллисы, разноцветные азалии и благоухающий, несмотря на зимнюю стужу, жасмин, услышали, что кто-то лезет на крышу. С воплями возмущения сёстры выскочили на лестничную площадку. На крыше у них был огород: в длинных деревянных ящиках они выращивали чудные мелкие помидорки, огурчики, зелень. На зависть соседям у предприимчивых дам вызревали даже перцы и большие жёлтые тыквы. На зиму сёстры закрывали грядки фанерой и плёнкой, сверху их запорашивало снежком.
Пенсионерки считали крышу своим королевством и зорко следили за спокойствием его границ. Ия и Зоя Антоновны с ловкостью, удивительной для их почтенного возраста, быстро поднялись на крышу, нашли Дусю и Леонарда и, невзирая на мольбы помолчать, стали громко требовать, чтобы они немедленно убирались. Чернокожий парень и его девица уходить не хотели. Более того — на крышу полезли другие гопники. Началась драка. Жирафа жестоко били, потом, почти бессознательного, наклонили над пропастью. Дуся схватила Леонарда за ноги, её толкнули, она перевалилась через низенький бортик и исчезла. Испуганные хулиганы отпустили Жирафа и кинулись вон из королевства. Жираф, не видя перед собой ничего, кроме красного маминого платья, встал, сделал несколько шагов, споткнулся и полетел за Дусей. Всё стихло. На башне остались лишь две королевы, холодный ветер трепал их космы.
4
Когда Николавна вошла в отчий дом в Топорке, там стоял гвалт: пьяная сестра Надя выла, пьяная племянница Наташка то выла, то хохотала, пьяный собутыльник рычал и матерился. Николавна едва стояла на ногах, её пригибало к земле горе и страшное чувство вины. «Ну, добилась, чего хотела?» — увидев сестру, закричала Надя. Николавна заплакала, Надя обняла её и снова завыла. «Ничего, поднимем Чебурашку!» — хрипло сказала Наташка, опрокидывая рюмку. Утром её выпустили из кутузки: два дня назад со своим сожителем Войновским она проникла в дом соседки, дачницы Птицыной, и украла множество ценных вещей, как-то: пальто, три кастрюли, велосипед без колеса, тележку на колёсиках, постельное бельё с пчёлками и четыре бюстгальтера.
«Надо Чебурашку поднимать», — мычала Наташка, помогая взломщику Войновскому вытаскивать из окна добычу. Велосипед бросили на снег под берёзой, бюстгальтеры повесили на берёзу, потому что при ближайшем рассмотрении они оказались Наташке совершенно малы, кастрюли завернули в пальто, засунули в тележку и отвезли Ираиде, чтобы обменять на самогон. Самогона у Ираиды не оказалось, но была «настоечка». Получив пластиковую бутылку с коричневой маслянистой отравой, Войновский с Наташкой вернулись в дом Птицыной, затопили печку и устроили поминки по Дусе.
Сначала они пили «куртульно» — за круглым столом с льняной зелёной скатертью, из «гусь-хрустальных» рюмочек, закусывая разносолами из подвала — огурчиками и грибками. Потом Войновский захрапел на диване, а Наташка, держась ещё на ногах, стала шарить по дому. Она нашла магнитофон, в котором была старая кассета «Силли Визарда»: романтическая Птицына уважала ирландскую музыку. «Вперёд, Дональд Мак Гиллаври! Да будут прокляты все, кто предал!» — пел отважный голос. Невзирая на холод, Наташка разделась, походила задумчиво по комнате, порылась в шкафу, вытащила купальник с дельфинами, с трудом влезла в него и стала выделывать под музыку странные па перед своим храпящим кавалером. Участковый инспектор милиции лейтенант Голосов, видавший Наташку во всяких видах, с каменным лицом глядел в разбитое окно.
Войновского с четырьмя ходками оставили за решёткой, потому что у него последняя судимость «не была ещё закрыта». Наташку — трезвую, тихую, оробевшую — отпустили. К вечеру она взбодрилась и нашла себе нового мужа. «Что, Лёха, поднимем Чебурашку?» — еле выговаривала Наташка. «Поднимем!» — бурчал Лёха.
«А где ребёнок?» — встрепенулась Николавна. В соседней комнате вдруг раздался плач. Она пошла туда, но никого не увидела. «Где же мальчик?» Николавна оглядывала жаркую комнату, заваленную кучей пустых бутылок, проводов, ломаных бытовых приборов, картонных коробок. Никаких признаков жизни. Тут снова послышался плач — он доносился из большой коробки, на которой чёрным фломастером было коряво написано: «Апильсин сочни сладки». С замирающим сердцем Николавна в неё заглянула. Там лежала маленькая обезьянка, завёрнутая в простыню с жёлтыми пчёлками. Личико у малыша страдальчески кривилось, кулачки сжимались, чёрные глазки очень просили о чем-то Николавну.
