Повесть о военных годах - [49]

— Попробуй еще, дружок, может, потянет, — попросил умоляющим голосом Швец и сокрушенно вздохнул: — Нет, не берет. Эх, Двинский, Двинский, как же это мы с тобой — парторги, а вот отстали?

— Возьмет! — с неожиданной даже для самого себя уверенностью возразил Двинский.

Он еще не отдавал себе отчета, что будет делать, но знал одно: надо идти вперед — и руки механика-водителя работали, казалось, быстрее, чем мозг. Он включил задний ход и развернул машину. Танк дрогнул, выбросил облако белого дыма и медленно пошел, и пошел хорошо.

— Ух ты, идет! — прошептал Двинский и крикнул:

— Товарищ младший лейтенант, пошли!

Вести машину, сидя спиной к движению и не видя перед собой местности, невероятно трудно. Приходилось положиться на зоркий глаз командира, на четкость его команды. Нервы напрягались до крайности, внимание сосредоточивалось на рычагах управления. «Как бы не ошибиться!» И не ошибся водитель Двинский. «В бой! В атаку!» — тревожно и радостно билась мысль. «В бой! В атаку» — поддакивало в ритм сердце.

Вдруг машина вздрогнула. Попадание: первый снаряд! Двинский посмотрел на сидевшего рядом Швеца. Лицо Швеца было бледно, но спокойно. Еще удар, еще… По машине часто крупными каплями застучал дождь. Двинский удивился: почему он не видит перед собой дождевой завесы? Вот дождь стал реже, потом пошел с новой силой. «Да это же пули! Это дождь, даже ливень, только свинцовый!»

Двинский вытер рукавом вспотевший лоб.

— Ужасно трудно так вести, дай попробую… — Он осторожно остановил танк и переключил передачу.

Как бы нехотя и недовольно фыркая, танк двинулся с места.

— Ура! — закричал не своим голосом Двинский. — Пошел!

— Пошел! Пошел! — радостно подхватили танкисты.

Швец от восторга колотил водителя по спине.

— Вот спасибо, вот удружил! — Он истомился бездельем: его пулемет при движении танка вспять был бесполезен.

Осторожно повернул Двинский машину лицом к врагу. Только бы не заглохла, только бы пошла! Идет! Снова вздрогнул от попавшего снаряда танк. Швец, впившись в пулемет, поливал бегущего врага свинцом…

— А почему вы снова задним ходом? — спросил Репин, когда Тузов и Швец закончили рассказ.

— Капризный он у нас, — похлопал по броне Кочетов, — как хочет, так и идет! Но мы и не обижаемся, бьет уж больно хорошо: что ни выстрел, то прямое попадание!

— Положим, бьет метко совсем и не танк, а Тузов, — возразил Репин, но не стал разубеждать танкистов. Комиссар давно привык к этому любовно-фамильярному обращению танкистов со своими машинами. Отдавая танкам все свое мастерство, опыт и умение, танкисты невольно наделяли их чуть ли не сознательным послушанием и мудростью.

Танк поднялся на пригорок. Слева мы увидели две «шестидесятки» и одну «тридцатьчетверку» и около них группу танкистов: танки подорвались на вражеских минах.

— Иди к ним, — сказал мне Репин, — там, наверное, есть раненые.

Я спрыгнула с танка Двинского, а навстречу мне уже бежал Миша Толок.

— Скорее, старшина! — крикнул он еще издали. — Ситников ранен!

Откинувшись на развороченную броню танка, неподвижно сидел Ситников. Правая рука его, неестественно вывернутая ладонью вверх, лежала на коленях, здоровой левой он придерживал щеку. Сквозь пальцы просачивалась кровь.

Я тихо окликнула его. Ситников приоткрыл глаза:

— Кажется, отвоевался, старшина…

Осторожно, стараясь по возможности не причинять ему боли, я забинтовала лицо сержанта, наложила на разбитую руку сетчатую шину. Отстегнув фляжку, висевшую у меня на боку, дала ему выпить немного спирта, разведенного водой с морфием.

Ситникова уложили на проезжавшую пехотную двуколку, направлявшуюся за снарядами в тыл.

— Увидимся еще, старшина. Ты, наверно, танкистом станешь, — сказал он на прощанье. — А в партию тебя обязательно примут.

— Я подала заявление перед боем!

Ему было трудно говорить, и вместо ответа он только пожал мне руку.

Толок, склонившись над другом, неловко поцеловал забинтованное лицо своего «старика» и, пряча глаза, убежал к машине.

Пока танкисты исправляли повреждения, я осторожно, чтобы не наступить на «веревочки», бродила по заминированному полю, оказывая помощь раненым саперам. Танкисты помогали выносить их в безопасное место.

Один за другим уходили отремонтированные танки. Саперы, проложив дорогу, несколько покровительственно смотрели на танкистов. А те и не обижались.

— Ничего не поделаешь, — развел руками Толок, — без саперов нам некуда податься.

Наконец и Толок пошел догонять свою роту. На броне его танка направилась к месту боя и я. Когда вокруг танка стали рваться мины и по броне совсем у моих ног пробила барабанную дробь пулеметная очередь, я растерялась: «Что надо делать в таком случае: прыгать на землю или ехать дальше?»

Но долго раздумывать мне не пришлось. Неподалеку от нас неловко завалилась на подбитый борт «тридцатьчетверка», и, спрыгнув с танка Толока, я побежала к ней.

Перебегая от машины к машине, поздно вечером, измученная, мокрая и грязная, добралась я, наконец, до места сбора нашего батальона — окраины только что отбитой у врага деревня Тулумчак.

Как-то особенно ласково встречали меня сегодня танкисты.

Они, убедившись в том, что я не стану отсиживаться в безопасном месте и ждать, пока приведут раненого, окончательно приняли меня в свою дружную семью. За этот день я получила полное деловое признание и, не скрою, гордилась этим.