Повесть о военных годах - [125]

— Когда мы будем знать, чем живет и дышит каждый солдат, как зовут его жену или невесту, какой урожай собрал его колхоз или на сколько процентов выполнил план его цех, тогда мы сможем спокойно идти на выполнение самых смелых и опасных операций, — говорил на партсобрании Оленев, — Характеры воспитываются и познаются годами, в нашем распоряжении считанные дни, но за этот короткий срок мы должны привить молодым бойцам добрые традиции нашей гвардейской танковой бригады.

С уважением смотрели молодые танкисты на степенного хозяйственного старшину Сидорина. А старшина охотно демонстрировал молодым механикам-водителям свое мастерство вождения танка. И уж такова была сила его любви к танку, что около него нельзя было не «заболеть» машиной.

Молодые танкисты целые дни хлопотали у машин, а Сидорин радовался:

— Молодые хозяева растут.

— Загонял ты механиков, старшина, дай им отдохнуть, — усмехался Ракитный.

— Что вы, товарищ гвардии майор, это ж им на пользу: молодые, только выучились, они и к машине-то еще не привыкли, а надо, чтоб и машина признала хозяина. Вот помучается с ней механик, покажет ей свою волю, так она никогда и не подумает капризничать, — возразил старшина.

— Ладно, делай как знаешь.

Ракитный не мешал Сидорину работать с молодым механиком-водителем. А тот делал все умело, чутко прислушиваясь и присматриваясь к особенностям каждого своего нового подопечного. И так уж повелось во 2-м батальоне, более двух лет никто не посягал на это законное право старшины, лучшего механика-водителя в бригаде.

В 3-м батальоне вдумчиво ознакомился с прибывшими офицерами и солдатами молодой комбат Евгений Новожилов. Трудно было Новожилову: и молод еще, и горяч, и самолюбив не в меру. Но он так старался во всем подражать Колбинскому, сохранить бывшие при нем порядки и традиции, что многое ему прощалось «старичками», а молодые даже и не представляли себе лучшего комбата. Во многом быстро выросшему авторитету Новожилова помог Кузьмич. С присущим ему тактом капитан Максимов умел все делать так, что никому и в голову не приходило, что душой батальона после смерти Колбинского был он, Кузьмич.

Выступал ли Кузьмич на партийном собрании, отдавал ли какое-то распоряжение — во всех случаях на первом месте был командир, его авторитет, его воля. Сам Кузьмич неизменно оставался в тени. Понимание своего партийного долга, свои обязанности замполита капитан Максимов видел не в чванливом афишировании собственных заслуг, а в чести и боевой славе батальона.

Так жизнь вторично свела меня с комиссаром фурмановского типа. Много людей, достойных подражания, было в нашей бригаде. Хотелось быть такой, как Котловец, — прямой, честной, безумно смелой и сильной, и такой же грамотной в военном отношении, как Луговой, и такой спокойно-уравновешенной, как Ракитный. Но еще больше хотелось походить на Кузьмича — коммуниста, человека такой глубокой и светлой партийности, что сумей стать на него похожим — сразу будешь и Котловцем, и Луговым, и Ракитным.

Особенно бурно шла работа у Котловца. Комбат-богатырь воспитывал начинающих танкистов по собственному методу: он сам не отходил от танков. Как-то я была свидетелем такой картины. Взмолился молодой механик: «Не получается!» Котловец тут как тут.

— Что? Не получается? Сколько ты уже в танкистах? — и, расспросив солдата, сочувственно вздохнул: — Маловато еще. Что ж с тобой теперь делать? Может, тебя с танка снять да в тыл послать еще поучиться? — участливо спросил Котловец.

Солдат растерянно оглядывался по сторонам в поисках ответа.

— Что ж, можно и так, — продолжал Котловец. — Поезжай, брат, в тыл, а я на твое место другого посажу. Есть у меня такой, правда, у него рана не зажила еще, да уж что поделаешь, придется поработать, раз тебе надо подучиться, как гайки завинчивать. Попенко! Иди принимай машину!

Появился прихрамывающий Попенко, подошел к новичку:

— Сдавай, что ли, машину!

Молодой солдат растерянно смотрел то на Попенко, то на Котловца.

— Как же так — сдавать машину? Я получил ее и через горы вел, а тут… сдавать?

— Так ты ж не умеешь, — как бы размышляя вслух, говорил Котловец. — А машина дорогая, за ней уход нужен, да и в бою, может, что не сумеешь сделать, сам погибнешь и людей погубишь зря.

— Да я… да вы что ж думаете, я и воевать не смогу? Не буду я сдавать машину, сам на ней воевать буду не хуже вашего Попенко! — решительно заявил обиженный солдат и, спохватившись, тут же добавил: — Разрешите узнать, товарищ капитан, ваши замечания, я всю исполню.

— Вот это другой разговор! — одобрил Котловец. — А то «не умею!». Ну, работай, работай. А Попенко я все же тебе оставлю, он механик опытный, старый и поможет и научит кое-чему. А ты, — строго наказывал он Попенко, — учить учи, но за него ничего не делай. Подобьют в бою, там нянек не будет!

Подобных случаев у Котловца в течение дня было множество. Вместо того чтобы укомплектовать экипажи одних танков «старичками», а других — новичками, Котловец распределял «старичков» по экипажам.

— Добавил в молодое вино чистого спирту — крепче будет, — любил говорить Котловец.

В Котловце удивительно сочетался боевой азарт и командирский расчет. Занятия он умел организовать и полезные и интересные. Впрочем, не обходилось и без неприятностей.