Повесть о Великом мире - [136]

— Сначала пожалуйте сюда!

— Но мы точно знаем, что вы изволили сокрыться в двадцать пятый день минувшей второй луны на Цукуси. Скорбя, мы промокаем слёзы рукавами, — сказал настоятель, — и молимся только о вашем вечном блаженстве в грядущей жизни. Но облик, в котором вы предстали здесь, оказался нисколько не изменившимся, так что мне думается, не во сне ли я вас вижу?

Тогда помощник Первого министра Кан вытер слёзы, бежавшие по его лицу, и произнёс:

— Как подданный двора его величества я старался умиротворить Поднебесную, и для этого на некоторое время спустился вниз и родился человеком Государю угодно было допустить, чтобы его милость Токихира оклеветал меня, и в конце концов я был неправедно обвинён в преступлении, отчего гнев во мне разгорелся сильнее, чем огонь при вселенском пожаре[959]. Хотя из-за этого я и утерял свой человеческий облик, но божественная душа моя пребывает на безоблачном небе. Теперь, удостоившись позволения великих и малых, небесных и земных богов, Брахмы, Индры и Четырёх небесных королей[960], я приблизился к Девятислойной обители государя, чтобы отомстить за эту обиду и тех, кто принёс мне горе, льстецов и клеветников перебить по одному. В данное время до Горных врат наверняка доведено повеление государя произносить дхарани[961] для устранения бедствий. Но пусть даже и есть такое высочайшее повеление, высшие священнослужители не могут посетить дворец Когда он вымолвил это, содзё произнёс:

— Между вами и мной, глупым священником, как говорят, существует крепкая связь учителя с учеником. А церемонии между государем и подданными, высшими и низшими ещё глубже. Даже если один раз отказываются выполнить высочайшее повеление, а тем более, когда делают это раз за разом, отчего же вам и не войти в императорский дворец?

И тогда лицо помощника Первого министра Кан внезапно исказилось. Из угощения, приготовленного для гостей, он взял в руки гранат, разжевал его и со свистом выплюнул во входную дверь Дзибуцудо, пагоды Домашнего Будды. От этого семена граната превратились в бушующее пламя, которое охватило входную дверь. Праведный наставник нимало не всполошился, но, обернувшись к этому пламени, сотворил знак окропления водой[962], и бушующее пламя сразу же погасло, дверь же подгорела только наполовину. Говорят, эта дверь осталась в Горных Вратах и передаётся там по сию пору.

После этого, священнослужитель увидел, как помощник Первого министра Кан встал со своего места и вознёсся на небо. Над императорским дворцом сейчас же прогрохотал гром. Высокое небо упало на землю, а большая земля раскололась. Единственный[963] и сто чиновников съёжились и пали духом. Семь дней и семь ночей шёл сильный дождь и дул жестокий ветер, мир словно погрузился во мрак, дома плавали в полой воде, поэтому в столичном районе Сиракава благородные и низкие мужчины и женщины вопили; их крики и вопли были подобны истошным воплям страдающих грешников.

В конце концов молния ударила в Сэйрёдэн, павильон Чистой прохлады императорского дворцового комплекса. На верхние одежды его милости старшего советника Киёцура[964] угодил огонь, и хотя вельможа упал и стал кататься, огонь всё равно не погас. Правый главноуправляющий Марэё-но-асон[965] был человеком решительным, и он сказал:

— Из-за того, что гремит любой небесный гром, теряет ли силу мощь государева?!

С этими словами Марэё вложил стрелу в лук, повернулся и, съёжившись всем телом, упал. Погиб окутанный дымом Ки-но Кагэцура. Тогда министр Хонъин подумал: «Ах, это наказание богов для меня!» — потом обнажил меч, чтобы сопровождать яшмовую особу государя.

— Даже когда он служил при дворе, он не нарушал ритуал. Теперь же, пусть даже гремят боги, разве государь и подданные, высшие и низшие могут утерять принципы? Ранг императора высок, боги-покровители вас не бросили. Пока успокойтесь и позвольте им проявить свои добродетели, — промолвил он благоразумно, и может быть, из-за этого благоразумия министр Токихира тоже не был убит, яшмовая особа государя осталась благополучной, а бог грома поднялся на небо.

Однако дождь и ветер продолжались, не прекращаясь. И тогда, увидев, что похоже, будто вся земля в стране унесена водой, решили успокоить гнев богов с помощью Закона Будды, позвали содзё Хосэйбо. Дважды тот отказывался, а на третий раз, когда ему сообщили повеление государя, содзё отказаться был не в силах и спустился с горы в столицу. Вода в реке Камогава необычайно прибавилась, так что передвигаться по ней без лодки было невозможно, и содзё распорядился: — Отправьте в воду этот экипаж! По его распоряжению бычник решительно погрузил экипаж в разлившуюся реку, и экипаж, раздвигая полую воду налево и направо, выехал на противоположный берег.

Когда прибыл праведный наставник, сразу же стало видно, что дождь перестал, а ветер стих. Тогда наставник, которому его величеством было высказано удовлетворение, изволил вернуться к себе на гору Хиэйдзан. Говорили, что государь выражал восхищение результатами заклинательных действий, проведённых монахами Горных врат.

После этого заболел и стал постоянно страдать телом и душой министр Хонъин. К нему позвали высокочтимого монаха Дзёдзо-кисо