Повесть о Великом мире - [131]

Шрифт
Интервал

в том мире, где всё сделалось не таким, каким было встарь, вдруг получил монаршее волеизъявление стать военачальником и одетый в доспехи в окружении воинов вступил в столицу.

После этого принц из Мёхоин, пагоды Удивительного Закона[892], во главе войска из четырёх провинций двинулся в столицу из провинции Сануки. Советник среднего ранга, его милость Мадэнокодзи Фудзифуса, в сопровождении инспектора, старшего советника из Министерства народных дел Ода изволил направиться из провинции Хитати в столицу. Суэфуса, высший чиновник службы принца из Весеннего павильона, успокоился в подведомственных ему землях, поэтому его отец, его милость Нобуфуса, когда всюду царила радость, пребывал в горе, на старости лет оплакивая своего сына.

А высокомудрый Энкан из храма Победы Закона, Хосёдзи, прибыл в столицу, сопровождаемый Вступившим на Путь Юки Кодзукэ, поэтому государь был очень доволен тем, что они прибыли в столицу благополучно и изволил пожаловать успокоившемуся Юки его прежние владения. Высокомудрый Монкан прибыл в столицу с острова Ивогасима[893], Тюэн-содзё изволил вернуться из провинции Этиго. В общем, к тому времени, когда государь прибыл в Касаги, отовсюду были вызваны люди, которых освободили от их обязанностей, и потомки тех людей, которые были отправлены в ссылку за тяжкие преступления, так что в одно и то же время у всех у них свободно расправилась грудь.

В этих условиях воины из высокопоставленных и знатных домов, которые долгое время кичились своей военной властью и не считались с управляющими поместьями, некогда сделались родовой знатью, а теперь или бежали позади лёгких расписных повозок, или стояли на коленях перед зелёной чиновной мелюзгой.

В пору перемен в мире, его процветаний и падений, как о них ни сожалей, поделать нельзя ничего, а в такие дни, как ныне, если придворная знать в Поднебесной будет принадлежать к единой линии, тогда и протекторы в провинциях, и прямые вассалы сёгуна должны стать челядью и простолюдинами. Но как это ни удивительно, было много людей, которые думали, что в мире опять настанет время, когда властью среди Четырёх морей будут владеть воинские дома.

С третьего дня восьмой луны того же года, решив, что нужно жаловать воинские награды, государь благоволил назначить для этого его милость Тоин Саэмон-но-ками Санэё. На этом основании войска из провинций представили свидетельства воинской доблести; число людей, жаждущих наград, было неизвестно — сколько тысяч, десятков тысяч человек. Действительно, преданные люди есть. Прося награды, они не подхалимничают. Люди, лишённые верности, угодливы перед сидящими в переднем углу[894], ищут расположения сидящих у печки[895]. Так они обманывали его величество в течение нескольких месяцев, поэтому распоряжения о наградах имелись только в отношении двадцати с лишним человек, и всё-таки, в тех случаях, когда эти распоряжения были ошибочными, его величество благоволил отсылать их обратно. В этой обстановке, решив сменить высших сановников, государь изволил выпустить августейший рескрипт о заменах для его милости советника среднего ранга Мадэнокодзи.

Получив этот рескрипт, Фудзифуса проверял, есть ли или нет у человека боевые заслуги и определяя, насколько они серьёзны, докладывал об этом государю и каждому определял награду. Благодаря этим секретным сообщениям даже тех людей, которые до сих пор являлись врагами династии, успокаивали, а тем, кто не предан, жаловали владения в пяти и в десяти разных местах. Фудзифуса давно отговаривал государя от этого и в конце концов под предлогом болезни оставил пост управляющего Наградным ведомством. Тогда, чтобы дело не застопорилось, решили, что его милость Кудзё, высший сановник из Министерства народных дел, повышается в чине, и его милость Кудзё Мицуцунэ изволил тщательно изучить преданность людей, подчинённых старшим военачальникам, и воздать им должное, а владения Вступившего на Путь из Сагами передать государю. Владения его младшего брата, Вступившего на Путь Сиро Сакон-но-таю велели передать принцу, возглавлявшему Военное ведомство[896]. Бывшие владения Дайбуцу, губернатора провинции Муцу, перешли в собственность императрицы.

Владения прочих родичей особы из провинции Сагами и верных вассалов Канто жаловали по одному и по два без указания их заслуг группе исполнительниц старинных мелодий и песен, комедиантам и развлекателям, вплоть до стражей из дворцовой гвардии, придворных-дам и священнослужителей высокого сана, докладывая об этом государю. Теперь во всех шестидесяти шести провинциях Японии не осталось ни одной полоски земли, хотя бы такой узкой, как шило, чтобы её можно было пожаловать воину. В этих условиях, хотя его милость Мицуцунэ тоже пытался дать наградам беспристрастную оценку, он только впустую потратил годы и луны.

Кроме того, чтобы вынести решения по разного рода искам, в воротах Благоухания, Юхомон[897] с левой и правой стороны были устроены места для их вынесения. Множество людей, относительно которых эти решения выносились, делились натри группы: выдающейся учёности и знаний высшие сановники, гости с облаков; знатоки истории и словесности, знатоки законоположений; секретари Высшего государственного совета и мелкие чиновники. В месяц было шесть дней вынесения решений.


Рекомендуем почитать
Победа Горокхо

В книге впервые на русском языке публикуется литературный перевод одной из интересных и малоизвестных бенгальских средневековых поэм "Победа Горокхо". Поэма представляет собой эпическую переработку мифов натхов, одной из сект индуизма. Перевод снабжен обширным комментарием и вводной статьей.


Книга попугая

«Книга попугая» принадлежит к весьма популярному в странах средневекового мусульманского Востока жанру произведений о женской хитрости и коварстве. Перевод выполнен в 20-х годах видным советским востоковедом Е. Э. Бертельсом. Издание снабжено предисловием и примечаниями. Рассчитано на широкий круг читателей.


Лирика Древнего Египта

Необыкновенно выразительные, образные и удивительно созвучные современности размышления древних египтян о жизни, любви, смерти, богах, природе, великолепно переведенные ученицей С. Маршака В. Потаповой и не нуждающейся в представлении А. Ахматовой. Издание дополняют вступительная статья, подстрочные переводы и примечания известного советского египтолога И. Кацнельсона.


Цвет абрикоса

Китайский любовный роман «Цвет абрикоса» — это, с одной стороны, полное иронии анекдотическое повествование о похождениях молодого человека, который, обретя чудодейственное снадобье для поднятия мужских сил, обзавелся двенадцатью женами; с другой стороны — это книга о страсти, о той стороне интимной жизни, которая, находясь в тени, тем не менее, занимает значительную часть человеческой жизни и приходится на ее лучшую, но краткую пору — пору молодости. Для современного читателя этот роман интересен как книга для интимного чтения.


Гуань Инь-Цзы (избранные изречения)

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Антология китайской классической поэзии «ши» VI-XVI веков в переводах Бориса Мещерякова

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Рассказы из всех провинций

Ихара Сайкаку (1642–1693), начавший свой творческий путь как создатель новаторских шуточных стихотворений, был основоположником нового направления в повествовательной прозе — укиё-дзоси (книги об изменчивом мире). Буддийский термин «укиё», ранее означавший «горестный», «грешный», «быстротечный» мир, в контексте культуры этого времени становится символом самоценности земного бытия. По мнению Н. И. Конрада, слово «укиё» приобрело жизнеутверждающий и даже гедонистический оттенок: мир скорби и печали превратился для людей эпохи Сайкаку в быстротечный, но от этого тем более привлекательный мир радости и удовольствий, хозяевами которого они начали себя ощущать.Т.