Повесть о старых женщинах - [219]

Шрифт
Интервал

На цыпочках выйдя из комнаты, Констанция в халате поднялась на третий этаж и вошла в спальную Софьи. Она должна была еще раз посмотреть на тело сестры. Как немыслимо быстро произошло несчастье! Кто мог его предвидеть? Потрясение Констанции было сильнее отчаяния. Она еще не осознала всю тяжесть утраты. Она еще не вспомнила о самой себе. Глядя на тело Софьи, она была полна не жалости к себе, а сострадания к тому великому горю, которое произошло в жизни сестры. Впервые она до конца поняла, как велико случившееся несчастье. Очарование Софьи, ее красота — что принесли они Софье? Перед нею проносились эпизоды из жизни Софьи, искаженные и гротескные образы, сформировавшиеся в ее неискушенном воображении под влиянием редких и скупых рассказов сестры. Что за жизнь! Вспышка страсти, а после — почти тридцать лет в пансионе! У Софьи не было детей, она не изведала радостей и мук материнства. У нее, в сущности, никогда не было своего дома, пока она в своем бесплодном великолепии не приехала в Берсли. И вот — такой конец! Жалкий и позорный конец всего, чем щедро одарены были душа и тело Софьи! Да это не жизнь! А в чем же причина? Удивительно, с каким упорством судьба подтверждает грубые обобщения пуританской морали — той морали, в которой Констанцию воспитали ее суровые родители! Софья согрешила. А потому и страдание ее неизбежно. Авантюра, в которую она из каприза и гордыни пустилась с Джеральдом Скейлзом, не могла кончиться иначе. Ее бегство не могло принести ничего, кроме зла. «От этой истины никуда не уйти», — думала Констанция и была неповинна в том, что весь современный прогресс и мудрствования считала за ничто и думала, что весь мир вернется на круги своя и вновь пойдет по прежнему пути.

Еще за несколько дней до смерти Софьи люди говорили, что миссис Скейлз, как всегда, кажется моложавой и, как всегда, полна энергии. И верно, глядя на Софью с небольшого расстояния, видя этот прекрасный овал лица, эту подтянутую стройную фигуру, этот гордый взгляд, никто бы не сказал, что ей шестьдесят. Но посмотрите на нее теперь, на ее перекошенное лицо, на ее пустые глазницы, на ее морщины — да ей можно дать не шестьдесят, а семьдесят! Словно использованная, ставшая бесполезной и выброшенная на свалку вещь! Сердце Констанции таяло от мучительной жалости к этой неистовой женщине. А к жалости примешивалось суровое признание того, что здесь не обошлось без божественного правосудия. На устах Констанции была та фраза, которую при иных обстоятельствах повторял Сэмюел Пови: «Бога не обманешь!» Мысли ее родителей и дедов сохранили неприкосновенность в душе Констанции. Конечно, ее отец перевернулся бы в гробу, если бы узнал, что по вечерам Констанция раскладывает пасьянсы. Но несмотря на карты, несмотря на сына, который никогда не ходит в церковь, Констанция при любых поворотах судьбы в основе своей оставалась такой же, как ее отец. Сила эволюции в ней не проявилась. И таких людей тысячи.

Проснувшись и вновь напустив на себя притворный вид взрослой и опытной дамы, Лили тихо вошла в комнату в поисках бедняжки Констанции. Пришла женщина, чтобы обмыть тело.

С первой почтой на имя Софьи пришло письмо от мистера Тилла Болдеро. Письмо недвусмысленно сообщало о смерти Джеральда Скейлза. Теперь Констанции больше нечего было делать. Что следовало сделать — сделают без нее. Люди с более сильной волей, чем у нее, уложили Констанцию в постель. Сирилу дали телеграмму. Вызвали мистера Кричлоу, а с ним явилась и миссис Кричлоу — сущее наказание, однако и она могла оказаться полезной, несмотря на свою суетливость. Мистера Кричлоу не допустили к Констанции. Она слышала, как его визгливый скрипучий голос раздавался в коридоре. Констанции велели лежать спокойно, и внезапный покой после лихорадочной ночи казался странным. Прошли всего сутки с тех пор, как она убивалась из-за смерти Снежка! Изнемогая от сонливости, Констанция задремала, и мысли о тайне жизни мешались с нереальностью сна.

Новость распространилась на Площади к девяти часам. Были люди, которые видели, как приехала машина и как Софью внесли в дом. Передавались фантастические слухи о том, как умер Джеральд Скейлз. Говорили даже, что он в отчаянии совершил самоубийство. Но горожан, хотя и возбужденных новостями, это не тронуло так, как должно было бы тронуть, случись это на двадцать и даже на десять лет раньше. Времена менялись, и Берсли утратил былую простоту.

Констанция боялась, что Сирил, несмотря на серьезность ситуации, может, как обычно, прибыть с опозданием. Она давно уже научилась не полагаться на него. Однако он приехал в тот же вечер. Во всех отношениях поведение его было безупречным. Он проявил умеренную, но неподдельную скорбь в связи с кончиной тетушки и с образцовым вниманием отнесся к матери. Кроме того, он немедленно взял на себя все хлопоты, связанные с погребением Софьи и ее мужа. Констанцию удивила легкость, с которой Сирил повел практические дела, и та уверенность, с которой он всем распоряжался. Никогда раньше она не видела, чтобы ее сын чем-то руководил. Он и сам признал, что никогда раньше ничем таким не занимался, но считал, что это дело несложное. Между тем Констанция ожидала всяческих утомительных затруднений. Что до Софьи, Сирил решительно настаивал на сугубо скромной церемонии, иными словами, на таком погребении, на котором будет присутствовать он один. Он категорически возражал против какой бы то ни было помпы. Констанция с ним согласилась. Но она сказала, что невозможно не пригласить мистера Кричлоу, доверенное лицо Софьи, а коли приглашать мистера Кричлоу, придется позвать и других. «Отчего же невозможно?» — спросил Сирил. «Оттого что невозможно — иначе мистер Кричлоу обидится», — ответила Констанция. «Ну и обидится», — сказал Сирил и предположил, что мистер Кричлоу уж как-нибудь это переживет. Констанция посерьезнела. Назревал ожесточенный спор. Внезапно Сирил уступил. «Ладно, ладно, миссис Подкови! Все будет, как вы пожелаете», — сказал он ласково и шутливо. Он не называл ее «миссис Подкови» уже много лет. Констанции показалось, что сейчас не время для подобных шуток, но Сирил был так мил, что она не сделала ему замечания. Таким образом, на погребении присутствовало шесть человек, включая мистера Кричлоу. Поминок не было. Из церкви все разошлись по домам. После похорон Софьи и Джеральда Сирил, сказав, что фисгармония неплохо настроена, немного поиграл. Его присутствие подействовало на Констанцию очень успокоительно.


Еще от автора Арнольд Беннетт
Как прожить на двадцать четыре часа в день

На заре своей карьеры литератора Арнольд Беннет пять лет прослужил клерком в лондонской адвокатской конторе, и в этот период на личном опыте узнал однообразный бесплодный быт «белых воротничков». Этим своим товарищам по несчастью он посвятил изданную в 1907 году маленькую книжку, где показывает возможности внести в свою жизнь смысл и радость напряжения душевных сил. Эта книга не устарела и сегодня. В каком-то смысле ее (как и ряд других книг того же автора) можно назвать предтечей несметной современной макулатуры на тему «тайм-менеджмента» и «личностного роста», однако же Беннет не в пример интеллигентнее и тоньше.


Дань городов

Герои романов «Восемь ударов стенных часов» М. Леблана и «Дань городов» А. Беннета похожи друг на друга и напоминают современных суперменов: молодые, красивые, везучие и непременные главные действующие лица загадочных историй, будь то тайна украденной сердоликовой застежки или браслета, пропавшего на мосту; поиски убийцы женщин, чьи имена начинаются с буквы «Г» или разгадка ограбления в престижном отеле.Каскад невероятных приключений – для читателей, увлеченных авантюрными, детективными сюжетами.


Великий Вавилон

«Великий Вавилон» — захватывающий детектив, написанный выдающимся английским мастером слова Арнольдом Беннетом, который заслужил репутацию тонкого психолога.Лучшая гостиница Лондона, «Великий Вавилон», где часто останавливаются члены королевских и других знатных семей Европы, переходит в руки нового владельца. Теодор Раксоль, американский миллионер, решает приобрести отель из чистой прихоти. Прежний владелец «Вавилона» предупреждает американца, что он еще раскается в своем решении. Тот относится к предостережению с насмешкой — ровно до тех пор, пока в отеле не начинают происходить самые невероятные события.


Волк на заклание. Отель «Гранд Вавилон»

В сборник вошли романы английской писательницы Рут Рэнделл «Волк на заклание» и американского писателя, драматурга Арнольда Беннета «Отель „Гранд Вавилон“».Оба романа, написанные в жанре классического детектива, являются высокохудожественными произведениями. Захватывающие и увлекательные сюжеты заинтересуют самого взыскательного читателя.


Отголоски войны

(англ. Enoch Arnold Bennett) — известный английский писатель начала ХХ века.


Комедия на "Золотом берегу"

Американский миллионер хотел бы выдать дочь за какого-нибудь американского миллионера, а она влюблена в неимущего английского аристократа.


Рекомендуем почитать
Обозрение современной литературы

«Полтораста лет тому назад, когда в России тяжелый труд самобытного дела заменялся легким и веселым трудом подражания, тогда и литература возникла у нас на тех же условиях, то есть на покорном перенесении на русскую почву, без вопроса и критики, иностранной литературной деятельности. Подражать легко, но для самостоятельного духа тяжело отказаться от самостоятельности и осудить себя на эту легкость, тяжело обречь все свои силы и таланты на наиболее удачное перенимание чужой наружности, чужих нравов и обычаев…».


Деловой роман в нашей литературе. «Тысяча душ», роман А. Писемского

«Новый замечательный роман г. Писемского не есть собственно, как знают теперь, вероятно, все русские читатели, история тысячи душ одной небольшой части нашего православного мира, столь хорошо известного автору, а история ложного исправителя нравов и гражданских злоупотреблений наших, поддельного государственного человека, г. Калиновича. Автор превосходных рассказов из народной и провинциальной нашей жизни покинул на время обычную почву своей деятельности, перенесся в круг высшего петербургского чиновничества, и с своим неизменным талантом воспроизведения лиц, крупных оригинальных характеров и явлений жизни попробовал кисть на сложном психическом анализе, на изображении тех искусственных, темных и противоположных элементов, из которых требованиями времени и обстоятельств вызываются люди, подобные Калиновичу…».


Ошибка в четвертом измерении

«Ему не было еще тридцати лет, когда он убедился, что нет человека, который понимал бы его. Несмотря на богатство, накопленное тремя трудовыми поколениями, несмотря на его просвещенный и правоверный вкус во всем, что касалось книг, переплетов, ковров, мечей, бронзы, лакированных вещей, картин, гравюр, статуй, лошадей, оранжерей, общественное мнение его страны интересовалось вопросом, почему он не ходит ежедневно в контору, как его отец…».


Мятежник Моти Гудж

«Некогда жил в Индии один владелец кофейных плантаций, которому понадобилось расчистить землю в лесу для разведения кофейных деревьев. Он срубил все деревья, сжёг все поросли, но остались пни. Динамит дорог, а выжигать огнём долго. Счастливой срединой в деле корчевания является царь животных – слон. Он или вырывает пень клыками – если они есть у него, – или вытаскивает его с помощью верёвок. Поэтому плантатор стал нанимать слонов и поодиночке, и по двое, и по трое и принялся за дело…».


Четыре времени года украинской охоты

 Григорий Петрович Данилевский (1829-1890) известен, главным образом, своими историческими романами «Мирович», «Княжна Тараканова». Но его перу принадлежит и множество очерков, описывающих быт его родной Харьковской губернии. Среди них отдельное место занимают «Четыре времени года украинской охоты», где от лица охотника-любителя рассказывается о природе, быте и народных верованиях Украины середины XIX века, о охотничьих приемах и уловках, о повадках дичи и народных суевериях. Произведение написано ярким, живым языком, и будет полезно и приятно не только любителям охоты...


Человеческая комедия. Вот пришел, вот ушел сам знаешь кто. Приключения Весли Джексона

Творчество Уильяма Сарояна хорошо известно в нашей стране. Его произведения не раз издавались на русском языке.В историю современной американской литературы Уильям Сароян (1908–1981) вошел как выдающийся мастер рассказа, соединивший в своей неподражаемой манере традиции А. Чехова и Шервуда Андерсона. Сароян не просто любит людей, он учит своих героев видеть за разнообразными человеческими недостатками светлое и доброе начало.