Повесть о старых женщинах - [204]

Возникла чудовищная дилемма. По крайней мере, такой она представлялась Констанции, которая свято верила, что ни одна хозяйка еще не попадала в такую беду. И все же, когда Софья в первый раз предложила свое решение, Констанция сочла его совершенно нереальным. По мысли Софьи, в тот самый день, когда уйдет Эми, следовало запереть дом и на несколько недель отправиться на курорт. Начать с того, что сама мысль о том, чтобы бросить пустой дом, показалась Констанции безумием. Да к тому же — ехать отдыхать в апреле! Констанция выезжала из Берсли только в августе. Ну нет! Проект Софьи сулил непреодолимые трудности и опасности, от которых укрыться невозможно. Вот пример. «Мы не можем вернуться в неубранный дом, — говорила Констанция, — и не можем допустить, чтобы туда до нас заходила незнакомая служанка». На это Софья отвечала: «Что же нам тогда делать?» И Констанция, после глубоких размышлений об ужасном тупике, в который завела ее судьба, говорила, что, по ее мнению, до появления Розы придется обойтись одной поденщицей. Констанция спросила Софью, помнит ли она старую Мэгги. Софья, конечно, прекрасно помнила ее. Старая Мэгги умерла, умер и симпатичный пьяница Холлинз, но зато была жива младшая Мэгги, жена каменщика, которая нанималась на поденщину, когда у нее оставалось свободное время от ухода за семерыми детишками. Чем больше раздумывала Констанция о младшей Мэгги, тем больше она убеждалась, что это и есть то, что нужно. Констанция чувствовала, что младшая Мэгги заслуживает доверия.

В этом доверии к Мэгги и таилась гибель Констанции. Почему бы им не уехать, договорившись с Мэгги, что за несколько дней до их возвращения она уберет и проветрит дом? Этот довод сломил Констанцию. Она пусть неохотно, но подчинилась. Дело было решено, когда Софья упомянула Бакстон. Констанция знала Бакстон. Хозяйка пансиона, где она останавливалась в Бакстоне, умерла, и в последний раз Констанция побывала там еще при жизни Сэмюела, однако само это название звучало успокоительно, да к тому же бакстонские воды и климат незаменимы при ишиасе. Постепенно Констанция позволила вовлечь себя в эту гибельную авантюру и согласилась оставить дом пустым на двадцать пять дней. Она поделилась новостью с Эми и ошеломила ее. Потом она принялась готовиться к отъезду. Семейную Библию Сэмюела она упаковала в оберточную бумагу, убрала в ящик сделанную Сирилом копию сэра Эдвина Ландсира в соломенной рамке и приняла еще тысячи других предосторожностей. Все это напоминало гротеск, фарс, бог знает что. И когда к дверям подкатил кеб, в него был уложен багаж, собаки скованы одной цепочкой, Мария Кричлоу вышла на тротуар, чтобы принять у Констанции ключ, Констанция вставила ключ в замочную скважину и заперла дверь, то на лице Констанции появилось трагическое выражение, за которым скрывались бессчетные опасения. И тут Софья поняла, что сотворила чудо. Так оно и было.

В целом сестер хорошо приняли в отеле, хотя они и были не в том возрасте, который способствует популярности. Критики — свободомыслящие, реалистически настроенные и безжалостные критики, живущие в каждом отеле, — сначала сочли Софью деспотом. Но через несколько дней их воззрения переменились и уважение к Софье возросло. Дело в том, что через двое суток Софья стала вести себя иначе. Отель «Ратланд» был очень хорош. Он был так хорош, что поколебал глубокую веру Софьи в то, что на свете есть только один действительно первоклассный пансион и что его создательницу никто ничему не может научить в том, что касается искусства управления. Кормили здесь превосходно, прислуга была великолепно вышколена (а Софья знала, как трудно этого добиться), и вся обстановка в «Ратланде» была куда богаче той, которой мог похвастаться пансион Френшема. Здесь было больше комфорта. Жильцы были представительнее. Правда, и цены оказались намного выше. Софья была поставлена на место. У нее хватило ума внести поправки в свои взгляды. Кроме того, она обнаружила, что совсем не разбирается во многих вопросах, которые как нечто само собой разумеющееся живо обсуждали другие жильцы. Долгая жизнь в Париже никак не оправдывала такого невежества и только его подчеркивала. Так, когда кто-то, имеющий опыт жизни за границей, узнав, что она много лет прожила в Париже, спросил ее, что идет сейчас в «Комеди Франсез»^{102}, ей пришлось сознаться, что она вот уже тридцать лет не была во французском театре. А когда как-то раз в воскресенье тот же собеседник задал ей вопрос об англиканском священнике, служащем в Париже, оказалось, увы, что она знает его только по фамилии и никогда его не видела. Софья в известном смысле прожила такую же ограниченную жизнь, как и Констанция. Хотя ее знания человеческой природы были обширны, Софья, как и Констанция, была во власти рутины. Она была целиком поглощена одним-единственным делом.

По молчаливому соглашению поездку оплачивала Софья. Она платила по всем счетам. Констанция не раз возмущалась дороговизной, но Софья умела успокоить ее одним влиянием своей личности. У Констанции было одно преимущество перед Софьей. Она хорошо знала Бакстон и окрестности и могла поэтому показывать Софье местные достопримечательности и принимать в расчет местные особенности. Всем остальным руководила Софья.