Повесть о старых женщинах - [202]
V
Софья сидела на диване в нижней гостиной. Ей казалось, что, хотя прошло чуть больше месяца с ее приезда в Берсли, у нее уже появились новые интересы и новые заботы. Как ни странно, Париж и парижская жизнь ушли в прошлое. Случалось, Софья часами не вспоминала о Париже. Думать о Париже было неприятно — не могут Париж и Берсли быть реальными одновременно! Пока она ждала, сидя на диване, ей вспоминался Париж. Не удивительно ли, что теперь ее гнетет забота о благополучии Констанции, как раньше одолевало беспокойство за судьбу пансиона Френшема. «Жизнь моя сложилась странно, — думала Софья, — но если взять каждую ее часть по отдельности, все покажется совершенно заурядным… Как-то она кончится, моя жизнь?»
Тут на крыльце раздались шаги, загремел ключ в замке, и Софья открыла дверь.
— А, вы еще не легли! — в удивлении и с некоторым недоумением воскликнул Сирил. — Спасибо.
Он вошел, докуривая сигару.
— Пришлось вот таскать за собой эту махину! — пробормотал он, разглядывая тяжелый старомодный ключ, прежде чем вставить его в замочную скважину.
— Я не ложилась, — ответила Софья, — потому что хочу поговорить с тобой о твоей матери, а другой возможности не будет.
Сирил смущенно улыбнулся и плюхнулся в матушкино кресло-качалку, предварительно развернув его лицом к дивану.
— Да, — сказал он, — я все думал, как понимать вашу телеграмму. А что стряслось?
Выпустив облако дыма, он ждал ответа на свой вопрос.
— Я решила, что ты должен приехать, — доброжелательно, но твердо сказала Софья. — Не приехав вчера, ты страшно огорчил мать. А когда она ждет твоего письма и оно не приходит, она просто заболевает.
— Ну ладно! — сказал Сирил. — Я рад, что только в этом все дело. Из вашей телеграммы можно было заключить, что случилось что-то серьезное. А потом, когда я только вошел в дом, вы сказали мне, чтобы я молчал насчет этой телеграммы…
Софья поняла, что Сирил не способен оценить ситуацию, и гордо вскинула голову.
— Ты невнимателен к матери, мой друг, — сказала она.
— Ну что вы, тетушка! — ласково ответил Сирил. — Прошу вас, не говорите так. Я пишу ей раз в неделю. Не реже. Я приезжаю, как только появляется возможность…
— Ты пишешь не каждую субботу, — перебила его Софья.
— Может быть, и так, — с сомнением ответил Сирил. — Но даже…
— Неужели ты не понимаешь, что она только твоими письмами и живет? Если письма нет, она так огорчается… кусочка в рот не берет! И у нее начинается ишиас и бог весть что еще!
Ее прямота выбила у Сирила почву из-под ног.
— Но это же нелепо! Не могу же я…
— Может быть, и нелепо. Но это факт. Ты ее не перевоспитаешь. Да и, в конце концов, что тебе стоит проявить внимание, даже написать ей дважды в неделю? Только не говори мне, что ты и без того занят! Я в молодых людях разбираюсь лучше твоей матери.
Софья снисходительно улыбнулась. Сирил робко ответил ей улыбкой на улыбку.
— Ты только поставь себя на ее место!
— Я думаю, вы правы, — помолчав, сказал Сирил. — Спасибо, что поговорили со мной об этом. Откуда же мне было знать?
Широким жестом он бросил недокуренную сигару в камин.
— Ну, а теперь ты знаешь! — лаконично ответила она и подумала: «Ты обязан был догадаться сам. Это твой долг».
Однако Софье было приятно то, как принял Сирил ее замечание, а жест, которым он выбросил сигару, показался ей весьма изящным.
— Хорошо! — зевнув, произнес Сирил, желая показать, что вопрос исчерпан.
Он встал. Софья, однако, осталась сидеть.
— Здоровье Констанции стало хуже, — сказала Софья и подробно изложила Сирилу свой разговор с доктором.
— Вот как! — пробормотал Сирил, облокотясь на каминную полку и глядя на Софью сверху вниз. — Значит, Стерлинг такого мнения? А по-моему, здесь, на Площади, ей лучше.
— Почему?
— Не знаю, право!
— Вот именно!
— Она всю жизнь здесь живет.
— Да, — сказала Софья, — и напрасно.
— Что же вы можете предложить? — спросил Сирил, и в его голосе зазвучало раздражение из-за того, что ему навязывают новый повод для волнений.
— А как бы ты посмотрел, — сказала Софья, — если бы она переехала к тебе в Лондон?
Сирил вздрогнул. Софья увидела, что он по-настоящему ошеломлен.
— По-моему, это совершенно не годится, — сказал он.
— Почему?
— Не годится и все. Ей Лондон не подходит. Не такая она женщина. По правде сказать, я считал, что ей здесь очень хорошо. В Лондоне ей не понравится.
Сирил покачал головой, и в свете газа глаза его настороженно заблестели.
— А если понравится?
— Послушайте, — начал Сирил другим, более живым тоном. — Почему бы вам не поселиться где-нибудь вдвоем? Это было бы…
Он резко обернулся. На ступеньках послышался шум, и дверь, ведущая на лестницу, с обычным своим скрипом отворилась.
— Вот именно, — сказала Софья. — Ведь Елисейские поля идут от площади Согласия до… Это ты, Констанция?
Фигура Констанции появилась в дверях. Лицо ее было сумрачно. Она услышала шаги Сирила на улице и спустилась вниз, чтобы выяснить, почему он так долго не уходит из гостиной. Обнаружив его с Софьей, Констанция была поражена. Значит, они, как добрые приятели, болтают о Париже! В Констанции проснулась ревность. С нею Сирил никогда так не разговаривал!
— Я думала, ты давно спишь, Софья, — сказала она слабым голосом. — Уже час ночи.
На заре своей карьеры литератора Арнольд Беннет пять лет прослужил клерком в лондонской адвокатской конторе, и в этот период на личном опыте узнал однообразный бесплодный быт «белых воротничков». Этим своим товарищам по несчастью он посвятил изданную в 1907 году маленькую книжку, где показывает возможности внести в свою жизнь смысл и радость напряжения душевных сил. Эта книга не устарела и сегодня. В каком-то смысле ее (как и ряд других книг того же автора) можно назвать предтечей несметной современной макулатуры на тему «тайм-менеджмента» и «личностного роста», однако же Беннет не в пример интеллигентнее и тоньше.
Герои романов «Восемь ударов стенных часов» М. Леблана и «Дань городов» А. Беннета похожи друг на друга и напоминают современных суперменов: молодые, красивые, везучие и непременные главные действующие лица загадочных историй, будь то тайна украденной сердоликовой застежки или браслета, пропавшего на мосту; поиски убийцы женщин, чьи имена начинаются с буквы «Г» или разгадка ограбления в престижном отеле.Каскад невероятных приключений – для читателей, увлеченных авантюрными, детективными сюжетами.
«Великий Вавилон» — захватывающий детектив, написанный выдающимся английским мастером слова Арнольдом Беннетом, который заслужил репутацию тонкого психолога.Лучшая гостиница Лондона, «Великий Вавилон», где часто останавливаются члены королевских и других знатных семей Европы, переходит в руки нового владельца. Теодор Раксоль, американский миллионер, решает приобрести отель из чистой прихоти. Прежний владелец «Вавилона» предупреждает американца, что он еще раскается в своем решении. Тот относится к предостережению с насмешкой — ровно до тех пор, пока в отеле не начинают происходить самые невероятные события.
В сборник вошли романы английской писательницы Рут Рэнделл «Волк на заклание» и американского писателя, драматурга Арнольда Беннета «Отель „Гранд Вавилон“».Оба романа, написанные в жанре классического детектива, являются высокохудожественными произведениями. Захватывающие и увлекательные сюжеты заинтересуют самого взыскательного читателя.
(англ. Enoch Arnold Bennett) — известный английский писатель начала ХХ века.
Американский миллионер хотел бы выдать дочь за какого-нибудь американского миллионера, а она влюблена в неимущего английского аристократа.
«В Верхней Швабии еще до сего дня стоят стены замка Гогенцоллернов, который некогда был самым величественным в стране. Он поднимается на круглой крутой горе, и с его отвесной высоты широко и далеко видна страна. Но так же далеко и даже еще много дальше, чем можно видеть отовсюду в стране этот замок, сделался страшен смелый род Цоллернов, и имена их знали и чтили во всех немецких землях. Много веков тому назад, когда, я думаю, порох еще не был изобретен, на этой твердыне жил один Цоллерн, который по своей натуре был очень странным человеком…».
«Полтораста лет тому назад, когда в России тяжелый труд самобытного дела заменялся легким и веселым трудом подражания, тогда и литература возникла у нас на тех же условиях, то есть на покорном перенесении на русскую почву, без вопроса и критики, иностранной литературной деятельности. Подражать легко, но для самостоятельного духа тяжело отказаться от самостоятельности и осудить себя на эту легкость, тяжело обречь все свои силы и таланты на наиболее удачное перенимание чужой наружности, чужих нравов и обычаев…».
«Новый замечательный роман г. Писемского не есть собственно, как знают теперь, вероятно, все русские читатели, история тысячи душ одной небольшой части нашего православного мира, столь хорошо известного автору, а история ложного исправителя нравов и гражданских злоупотреблений наших, поддельного государственного человека, г. Калиновича. Автор превосходных рассказов из народной и провинциальной нашей жизни покинул на время обычную почву своей деятельности, перенесся в круг высшего петербургского чиновничества, и с своим неизменным талантом воспроизведения лиц, крупных оригинальных характеров и явлений жизни попробовал кисть на сложном психическом анализе, на изображении тех искусственных, темных и противоположных элементов, из которых требованиями времени и обстоятельств вызываются люди, подобные Калиновичу…».
«Некогда жил в Индии один владелец кофейных плантаций, которому понадобилось расчистить землю в лесу для разведения кофейных деревьев. Он срубил все деревья, сжёг все поросли, но остались пни. Динамит дорог, а выжигать огнём долго. Счастливой срединой в деле корчевания является царь животных – слон. Он или вырывает пень клыками – если они есть у него, – или вытаскивает его с помощью верёвок. Поэтому плантатор стал нанимать слонов и поодиночке, и по двое, и по трое и принялся за дело…».
Григорий Петрович Данилевский (1829-1890) известен, главным образом, своими историческими романами «Мирович», «Княжна Тараканова». Но его перу принадлежит и множество очерков, описывающих быт его родной Харьковской губернии. Среди них отдельное место занимают «Четыре времени года украинской охоты», где от лица охотника-любителя рассказывается о природе, быте и народных верованиях Украины середины XIX века, о охотничьих приемах и уловках, о повадках дичи и народных суевериях. Произведение написано ярким, живым языком, и будет полезно и приятно не только любителям охоты...
Творчество Уильяма Сарояна хорошо известно в нашей стране. Его произведения не раз издавались на русском языке.В историю современной американской литературы Уильям Сароян (1908–1981) вошел как выдающийся мастер рассказа, соединивший в своей неподражаемой манере традиции А. Чехова и Шервуда Андерсона. Сароян не просто любит людей, он учит своих героев видеть за разнообразными человеческими недостатками светлое и доброе начало.