Повесть о потерпевшем кораблекрушение. Кн. 1-3 - [23]

Спросив у встреченного жителя дом старосты, Тенг довольно быстро отыскал его, несмотря на сбивчивое и путанное объяснение. Староста был немало испуган визитом столь высокопоставленного гостя, но помимо испуга и стремления сохранить, несмотря на это, солидность и самоуважение, в его взгляде читалось еще и любопытство. Наконец, уяснив, что речь не идет ни о недоимках, ни о вербовке рекрутов, ни о постое воинов, ни о каких-либо еще повинностях для войска, он несколько успокоился и овладел собой.

«А правду говорят, начальник войска», — спросил он, осмелев, — «что это ты настоял, чтобы недоимку с нас не брать? И еще передают твои слова, — не знаем мы тут, чему и верить, — что войско твое, мол, против врага воевать должно, а не против бунтов крестьянских?»

«Да», — просто согласился Тенг, — «я и в самом деле так считаю. Если по границам — враги, а внутри страны народ бунтуется, такое государство рассыплется в пыль, только пни. Если пахарь исправно работает, он и подать может заплатить исправно. Но в году только один урожай, и тот, кто хочет снять с крестьянина сразу семь шкур, тот и есть главный виновников бунтов. Я бунтов в стране не потерплю, и кто против власти пойдет — тому не спущу. Но коли крестьянина до последней крайности не доводить, то и бунтов никаких не будет».

«Так зачем же нам против власти бунтовать, ежели хлеба до нового урожая хватит, да сена для скотины?» — ответил староста. — «Да и еще тебе спасибо за городок увечных воинов, что близ опушки поставлен. С ним куда как спокойнее жить стало. Тому недели две назад, — верно ведь, кум, две недели?» — обратился он к бородатому мужику, молча сидевшему у стола в углу на лавке.

«Верно, кум», — кивнул тот головой, — «истинную правду говоришь, — недели две, а может, три, а может, и поболе».

«Так я и говорю», — продолжил староста, — «недели две назад налетели кочевых сотни три верхами. Наскочили на городок, повертелись вокруг тына, а те их — стрелами. Кочевые-то сгоряча на тын полезли, а те их — мечами да копьями. Ну, такое угощение кочевым, — леший им в зад! — очень не по нутру пришлось. Покрутились они еще, да в нашу деревню-то мимо городка нынче и не пройдешь, болота-то, вишь, вокруг. Подхватились они тогда, только их и видели».

Тенгу пришлось вежливо прервать излияния словоохотливого старосты и объяснить цель своего приезда. Староста был не на шутку удивлен, но государевым людям лучше знать, что им надобно. И через несколько минут староста уже подвел Тенга к покосившейся калитке в плетне, окружавшем хижину, где проживала местная бабка-знахарка.

«Здравствуй, уважаемая», — произнес Тенг, сгибаясь, чтобы пройти в низенькую дверь, ведущую в хижину, — «да будут боги милостивы к тебе и твоему дому».

«Входите, коли с миром», — ответила, оборачиваясь к гостям, стоявшая у печи старушка.

«Я начальник войска Тенг Паас» — Тенг наклонил голову. Старушка засуетилась, усаживая гостей за стол:

«Да чем вас угостить-то?» — совсем растерялась она.

«За заботу спасибо, да только не за угощением мы, а по делу» — произнес Тенг с легким поклоном.

«Что же за дело может быть ко мне у такого важного господина?»

«Лекарскую службу заново надо ставить в войске. Так лекаря городские, — да вы, небось, наслышаны, — горазды только мзду с больных собирать, пока вовсе до смерти не залечат. Вот и ищу я советов у тех, кому на роду талант дан — от хвори людей выхаживать. И человека с собой взял, чтобы на папирус все положить. Травы нам надобно знать, что от разных хворей помогают, да где те травы растут, да как их собирать, и больных как ими пользовать». — Тенг вопросительно посмотрел на старушку. Бенто по знаку Тенга достал перо, чернильницу и развернул папирус на дощечке, которую пристроил на коленях. Старушка вздохнула и поднялась с лавки.

«Ладно уж, расскажу, что знаю. Пусть твой человек пишет». — Она подошла к стене, сняла с протянутой веревочки и положила на стол несколько пучков сухой травы. Поправив большой коричневый платок, в который она куталась, старушка устроилась у стола и, перебирая стебельки своими морщинистыми пальцами, принялась рассказывать:

«Вот трилистник медвяный. Пчела его очень любит. А растет он все больше по опушкам средь кустов, места любит влажные. Пчела на него хорошо летит. Цветки его высушить, да кипятком заварить, дать минут пять настояться, и теплым этим горло полоскать — от простуды».

«А когда собирать надо?» — вставил слово Тенг.

«Беспеременно весной, когда цветок только-только не распустился. Тогда вся сила в нем». — Знахарка взяла в руки другой пучок. — «А вот царский корень. Растет в хвойном бору, в самой чаще, в темных местах. Стебель у него высокий, трубчатый, листочки длинные, узкие, с мелкими зубчиками по краям, а где к стеблю прикрепляются, там — видишь — колючка. Брать его можно всю весну и лето. Что сырой, что сушеный — все в пользу идет, человек здоровей становится. Особенно если боли в голове, в ушах шум, да не спится ночами, — этот корень надобно есть. По маленькому кусочку жевать подольше, а уж потом проглотить».

Старушка рассказывала пространно. Папирус покрывался записями, свиток за свитком, но вот, наконец, старушка перебрала все свои травки.