Повесть о последнем кранки - [30]

И ответил Фэгрэн:

— Нет ни в чем отказа только богам, а я не бог и не желаю становиться им. А тоска моя от того, что мучает меня сомнение в правоте моих деяний. Раньше говорили нам — живите, как велят боги, и будете счастливы. Теперь ушли боги. Но нет мне счастья. Так где же то, ради чего я сражался? Или ошибся я? Или уйти мне в Имна-Шолль, где все дастся мне и без трудов? Но не по мне это. Счастлив я был только свершая. А Имна-Шолль не для тех, кто вершит наяву, а не в мечтах. И пока не отыщу я ответа на свои вопросы и не разрешу мои сомнения, не будет мне ни покоя, ни счастья.

— Значит, их не будет тебе никогда, — сказал Зуальях. — Я вижу, что лишь тогда ты счастлив, когда есть у тебя дело. У тебя была война. теперь у тебя будет вопрос. Иди же, отец и повелитель. А мы сохраним то, что ты добыл для нас.

И ушел Фэгрэн, и путь его неведом. И тогда собрались восемь сыновей побратимов его и записали законы, согласно которым должны жить отныне инетани, дабы сохранить все то, что отвоевал Фэгрэн. И назвали их Заветы Фэгрэна, ибо он так говорил им. Пути же Фэгрэна никто не ведает и никто не знает, где и как он умер и умер ли. Только говорят люди, что в Имна-Шолль он не ушел, ибо Имна-Шолль не для героев.

Повесть об Уходе Фэгрэна

"Ахантэ Фэграйнур"

Путь героя — греховен и запретен, тяжел и мучителен, но сладок, ибо он Путь Героя.

Из Книги Изречений

Кто скажет нам, кто такие боги, откуда пришли они и куда уходят? Кто поведает, как рожден этот мир? Мы говорим — богов зовут так-то и так-то, но один и тот же бог на разных языках зовется по-иному — как же истинно зовут его? Каждый говорит — этот бог мой, мне он благоволит, даже враги говорят такое — так чей же это бог и кому он покровительствует? Мы высекаем статуи богов и рисуем их лики — но они никогда не похожи, даже если это изображения одного и того же божества — где же его истинный лик? И есть ли истина то, что мы видим вокруг нас? Когда суда Таргарина впервые приплыли на Благоуханные Острова, не сочли ли нас тамошние жители, наивные и невинные, богами? И не были ли наши предки такими же пред теми, кого богами мы считаем ныне? Мы сказкой считаем повесть о Багровой Мгле, но правы ли мы в этом? Может, там и есть ответ на вопрос — кто есть боги? Но сколько не спрашивай, ответят лишь сами боги, а думать мы можем что угодно. Но пожелают ли они ответить…

Таргаринский Еретический Канон

Я — отверзающий Врата. Вы же — смотрящие, но не видящие, ибо боитесь. Я — идущий от яви сквозь Врата сна, от снов во Врата яви, идущий в жизнь чрез Врата смерти, в иное чрез Врата здешнего. Иные говорят — оставь все и ступай за мной. Я не говорю так. Я говорю — люби то, что любишь и не покидай то, что любишь, не отвергай, не забывай. Но — не страшись. Когда настанет время идти, удержи в сердце то, что дорого тебе, но не пытайся удержать в руке то, что удержит лишь сердце. И когда все, что тебе дорого, останется только в душе твоей, недоступное плоти, тогда — иди. Душа должна созреть прежде, чем полетит. И не дай страху неизведанного отяготить ее, ибо тогда рухнет она в бездну Разрушающего. Ищи Врата всюду, и найдешь. А отыскав — ступай. Ведь сквозь Врата не только уходят. Сквозь Врата и возвращаются.

Речи Осеняющего.

Еретический Канон.

XXXII

Зима выдалась необычно снежной для Саллана, но теплой. В Ильвейне такая зима сулила бы урожайный год, но в Саллане неурожайных лет не бывало.

"Всегда ли будет так? Не утратим ли мы этого дара Фэгрэна, если поступим с его Заветами, как он с законами Богов?

Если вернусь — приму благость Осеняющего. Нет сил больше отвечать за все самому. Пусть будет кто-то еще. На богов хоть беды свои свалить можно, хоть надеяться на них. А на себя я уже надеяться не способен… Чушь какая…"

Снег глубокий. А день подернут легкой золотисто-розовой дымкой, солнечный свет мягкий, рассеянный… Благой день. Благой день для Похода за Ответом.

Он боялся. О нем врали, что он не боится ничего. А он боялся. Боялся не узнать. Если бы уметь не думать… Как просто тогда бы жилось!

Он ехал быстро, как мог. Прямой дорогой — к Оракулу. Он хотел — знать. Слишком многое было отдано.

"Зуалер жил лишь когда воевал… А я — когда так неожиданно, непредсказанно полюбил Зимарун. Почему я не думал тогда о том, что это недобрый знак? Что это как-то не так? Или любовь так застит глаза? Или это кранна Зимарун? Оракул, я ненавижу тебя. Я ненавижу себя за то, что сдался, что еду к тебе вымаливать ответ. Но я больше не могу. Я не могу начинать жить сначала. Во мне пусто. Мне нечем жить. Я все отдал. И я должен знать, прав я или нет."

Оставалось совсем немного. Он ехал уже много дней, и ни разу никто не потревожил его. Знаки Идущего останавливали даже самых ярых сторонников Фэграйнов. Правда, на обратном пути пообещали… много чего обещали. Но тогда уже будет все равно. Вот тогда он не побоится умереть. А сейчас — нельзя. Никак нельзя. Еще полдня пути — и Рашхарин. А там до Оракула…

— Остановись, Эмрэг ан-Эмрайну!

Всадник вздрогнул, словно его разбудили, плеснув в лицо ледяной водой. Остановил коня и медленно повернулся в седле.

— Что тебе надо, этелрину?