Некрасова Наталия
Мстящие бесстрастно
Глоссарий к тексту
архуш — священнослужитель, монах
бари — высокородный, почтенный, добавляется обычно к имени или к должности. Архуш-бари — священнослужитель более высокого ранга, настоятель
баринах — правитель (наследный)
хин-баринах — наместник, в Араугуде — наследный
махта — имеющий право судить в какой-либо области
эсо — клановый убийца, мститель
эсоахэ — эсо высокого ранга, имеющий право учить
инут — лишенный клана.
эсо-инут — орден, к услугам которого прибегают кланы, не имеющие эсо
эшхани — почтенная
эшхану — почтенный
роан — клановый вождь
мирроан — жена роана
эктум — учитель
кайриэш — гетера
хин-архуш — монах или священнослужитель низшего ранга, в основном, странствующий монах
гиквах — чужак, чужестранец
дикках — злобный дух, всякая нечистая тварь типа чертей, ракшасов и пр.
эмаэ — певец, сказитель
тунг — инструмент типа лютни
хасэ — благородный, добавляется к именам знатных людей высокого ранга
То, что мне надлежит стать эсо, было ясно с самого моего рождения. Мать моя принадлежала к прославленному клану Таруш знака Змеи, а отец — к не менее известному клану Уллаэ знака Двухвостой Звезды. Это два самых сильных клана Араугуда, и потому мне была обеспечена хорошая поддержка и покровительство во всех городах южного Эшхарина. Даже в Таггване, хотя там верховодит клан Карраш. Но не считаться с Араугудом и его покровителями не осмелятся даже столичные. А как иначе — недаром говорят: "Таггван хвалится, Араугуд славится". Араугуд у моря, и жизнь тут куда веселее, оживленнее и свободнее, чем в Таггване, уж поверьте, мне много городов довелось повидать и в Эшхарине, и в Ильвейне, и в Саллане, и в Таргерайне.
Когда архуш взял меня на руки, он сказал — это будет эсо. И все мои родичи и прочие, присутствующие при родах, сказали — "О!" Стать эсо клана — это великая честь. А быть предназначенным стать эсо с самого рождения — это не просто честь, это знак богов, который прочел на челе младенца архуш. Позже мать говорила, что знала это еще тогда, когда почувствовала себя беременной. Никто этому не удивлялся — как же иначе, если мать из клана Таруш, да еще по прямой линии от самого Кетимана эсоахэ-инут махта! Мать гордо ходила, выставляя свой живот, и говорила, что родится ребенок не простой, будь то девочка или мальчик.
Отец, который сам был сыном эсо, очень надеялся, что из его детей хоть кто-нибудь продолжит или даже умножит славу деда. Потому, когда после богатого приношения в храм Барат-энэ мать зачала, все сочли это знаком благосклонности богов. И вот, дождались. Трое старших тоже были детьми желанными, но богами был отмечен только второй брат, Масиг. Архуш сказал — он будет махта.
Поскольку мать была в близком родстве с роаном Таруш, точнее, приходилась ему двоюродной сестрой по матери, то роан охотно дал согласие на то, чтобы меня воспитывали в его доме вместе с его детьми. Да и по закону мать была знатнее отца, потому я принадлежала к клану матери. Мне было три года, когда меня перевезли в его большой дом. Мирроан сунула мне в рот сосок, затем роан посадил меня на левое колено, и все вокруг сказали — "Хайгуэ!". "Принято". То, что роан взял меня в приемные, было и к чести моих родителей, и к его чести. Покровительство роана ставилось высоко, у него было не менее шести приемных детей, а его сыновья были приемными еще в четырех знатных и сильных семьях.
Росли мы как и прочие дети. Мое детство — это море, дома из белого мягкого ракушечника, белые от солнца мощеные улочки с глухими стенами, пестрая толпа, в которой встретишь кого угодно — до бледнолицего надменного таргаринского телохранителя какого-нибудь северного торговца до черномазого варвара с островов Эку, от бритоголового хин-архуша и косматого морского разбойника до ухоженного и благоухающего аристократа из столицы. Это веселые праздники в честь всяческих богов, не только наших, драки, суды и публичные казни, которые собирают народу не меньше, чем веселые, на полгорода свадьбы. Это рыбный рынок и торговые лавки, базары и торговые склады, наша грозная городская стража, пестрая, как и вся эта торговая братия. На службе нашего наместника — хин-баринаха — кого только нет! Это вечно заплеванные косточками и шелухой улицы, вонь нечистот и душные ароматы духов, умащений и курений, визгливые голоса шлюх и изысканные манеры гетер-кайриэш, ночные убийства и прилюдные братания старых врагов, знатные дамы под ничего не скрывающими вуалями в окружении телохранителей, корабли под разноцветными парусами и разными флагами — а то и без оных — в порту, сотни лодок, что мельтешат вокруг, как мелкие рыбки вокруг акулы, харчевни и дома, где курят черный дым, и Агвамма Осьминог.
Агвамма Осьминог. Мы называли его так потому, что этот старикан страшно любил этих самых осьминогов под крепкую мутноватую сливовую кутру. А сосал он эту кутру почитай все время. Говорили, что ничего другого он пить уже и не может. Похоже, что и кроме осьминогов он тоже ничего уже жрать не мог. А жрал он их, сколько себя помню, всегда. И как жрал! И сколько! С тех пор осьминогов терпеть не могу. Ни вяленых, ни соленых, ни сырых, ни квашеных, ни вареных, ни печеных, ни жареных, никаких! Вот этот самый Агвамма Осьминог нас и учил. Не он один, конечно. Нас учили всему, что должны знать отпрыски знатного рода. А Агвамма учил всему остальному. И остального этого было куда больше, чем первого. Не подумайте, что мы только и знали, что учились, нет. Большую часть времени мы носились по городу с прочей ребятней, в длинных грязных и драных рубашонках, сами грязные и исцарапанные. Штаны на нас одели когда нам стало не все равно, кто мальчик, а кто девочка. А до того мы часто нагишом купались и играли на песке у моря. Надо сказать, обучение эсо началось как раз с этого времени. Наше голозадое житие тоже было частью обучения. Мы должны были привыкнуть быть своими везде, общаться со всякими людьми, вести себя свободно в любой обстановке, ловить на лету слухи и, если понадобится, уметь стянуть что плохо лежит и удрать, чтобы не догнали. А уж если догонят и отлупят — так терпи. Агвамма нарочно дал нам эту свободу — это был первый урок. Старикан знал свое дело. Второй урок был похож на игру.