Повесть о последнем кранки - [26]

— Ха! Еще одна сила! Славно!

Государь улыбнулся. Он был доволен.

— Саллан получит привилегии. Если только все удастся.

XXIV. ЛАЙИН

Мне понравилась эта женщина. Она не была похожа на наших ильветтин — держалась свободно, уверенно, не манерничала и не пыталась подчеркивать разницу между нами. И еще она была красива. Смела и красива. Мне всегда хотелось иметь подругу, смелую, умную и красивую. Наверное, потому, что сама я не была ни тем, ни другим. Но подруг у меня не было. Были только служанки. Даже состоявшие при мне знатные девушки были служанками по духу. Конечно, среди них были и умные, и красивые, может, даже смелые, но ни одна из них не попыталась увидеть во мне равную. Я была вне их круга. Меня не допускали. Я была изгнанницей во власть. Вот так. У меня был единственный друг. Он умел слушать и утешать. Говорил со мной как равный. Я могла рассказывать ему обо всем, и он слушал меня. Он тоже часто делился со мной своими бедами, которых, честно говоря, у него было куда больше. Но он не очень охотно говорил об этом, разве что его допекали уже донельзя. А желающих обидеть его было много. Отец не слишком следил за этим, у него своих великих дел хватало. Конечно, он поступил безумно, пытаясь убить кранки. Еще безумнее был наш побег. Прямо как заигравшиеся дети… А кранки я боялась. Даже не из-за их дурной славы. Просто он был слишком чужой. Наверное, если бы мне довелось пораньше познакомиться хотя бы с его сестрой, если бы отец больше посвящал меня в свои дела, а не говорил "так надо", все было бы куда проще…

XXV. ЭМРЭН

Я сама шила брату свадебную рубаху. Лайин не стала бы этого делать. Не только потому, что не любила брата, а потому, что просто не умела. В чем-то она походила на меня — она не была довольна своей женской долей, что здесь, в Ильвейне, значило быть разменной монетой в играх мужчин. И потому я сама взялась за ножницы и иглу. Я сшила рубаху из белого как снег эшхаринского шелка, самого лучшего, которого только сумел найти Шанфеллас, и вышила ее красным и черным шелком и золотой канителью. Мы, инетани, носим одежду простого покроя и не любим пестрых тканей, но зато любим изысканную вышивку и затейливые украшения. Я долго трудилась, но зато мой брат будет на свадьбе наряднее всех. Верхнюю тунику и штаны я сшила из тонкой белой шерсти, которую ткут у нас в Саллане, а плащ был из ярко-красной плотной ткани, уток шелковый а основа — тонкой шерсти. Помню, как мне нравилось день за днем прибавлять что-то новое в затейливый узор вышивки или плетеной тесьмы. Иногда я ощущала себя древней богиней, ткущей узоры судеб людских. И тогда я старалась сделать этот узор как можно красивее и вплетала туда оберегающие и благие знаки. К приезду брата все было готово. Шанфеллас прислал искусного золотых дел мастера, которого я совсем замучила своими указаниями и изысками. Однако он умудрился-таки сделать заказанные уборы так, чтобы мне понравилось. Хотя бы в день свадьбы Эмрэг не будет скромничать и оденется так, как подобает старшему этелу Дзайалана.

За пять дней до торжества приехали наши из Эрнаэша и еще несколько наших этелрину. Прибывали и прочие гости из Дзайалана. Этелов, однако, было только четверо. Остальные прислали своих этелрину, а вместо Арнахиара был его старший, Анэрна. И меня это, естественно, не радовало.

Миновал Амланн. Мне был интересен это старинный праздник, когда ильветтар словно менялись ролями — женщины помыкали мужчинами как могли и вытворяли всяческие безобразия. Это чем-то походило на наши обряды Идущих-в-Ночи, правда, куда развязнее и совсем не ощущалось некой святости, стоявшей за внешним бешенством. Схожесть еще раз убедила меня в том, что мы не особенные. Мы родня им. Может, старшая, но родня. Эмрэг и Зимарун приехали в конце этого сумасшедшего дня, и мне сначала показалось, что это веселое бешенство охватило и их — настолько они были веселы. Но они так смотрели друг на друга и так светились каким-то внутренним теплым огнем, что я поняла — они просто любят друг друга. Они счастливы. Мне стало страшно.

Я не буду описывать свадьбы. И так хронисты постарались расписать все во всех цветах и подробностях. А еще можно посмотреть на гобелены в покоях принцессы и на картины новомодных таргеранских живописцев. Я хочу рассказать только о том, что мне запомнилось острее всего. Затравленный, отчаянный взгляд Лайин, когда их провожали в брачный покой. Она смотрела на меня, и я будто слышала — помоги! Подрагивающая улыбка неимоверно спокойной Зимарун и усталое безразличное лицо Даэрнара Заложника. И еще плотно сжатый брезгливый рот Анэрны.

XXVI. КИМ

Мы с Эмрэн поженились немного времени спустя. Конечно, для нас это было великим и долгожданным событием, но для других-то всего лишь одна из тысяч и тысяч обычных свадеб. Мы оставались пока в Ильвейне, потому, что так велел мой господин. Он хотел, чтобы Эмрэн и Лайин сблизились. А я должен был охранять его будущего ребенка. Государь был осведомлен об этом и всячески поддерживал нас. Кроме того, в Саллане было очень неспокойно, да и жить нам там было негде. Вернее, у Эмрэн были земли, которые брат отдавал ей в приданое, но я не желал жить за счет жены. Может, это допустимо для кранки, но не для ильветтар. Судьба была слишком благосклонна ко мне. Может, другой кто просто брал бы все то, что она ему посылает, но я не мог быть просто мужем при сестре государева зятя. Просто Кимом Хельверном, деверем самого Эмрэга-кранки. Я хотел, чтобы говорили — это Эмрэг-кранки, шурин самого Кима Хельверна. Конечно, это было всего лишь детской самонадеянностью и гордыней, но я хотел сам что-то значить в этом мире. (Приписка. Теперь, по прошествии многих лет, я могу сказать, что Эмрэн не понимала меня. Тогда это была самолюбивая, самовольная девушка, привыкшая добиваться своего. И я был этим самым "своим", принадлежавшим ей предметом. И немало времени прошло, прежде чем я стал для Эмрэн равным. Для этого и мне, и ей еще предстояло пережить очень многое и сильно измениться. Но это совсем другая история.) Первым делом я начал с дома. Мне нужен был свой дом, куда я мог бы привести Эмрэн хозяйкой. И потому я отправился навестить моего дядюшку. Старик был совсем плох. Он сильно сдал за последние два года. Дочки повыходили замуж, зятья зарились на его наследство, но он пока вел дела сам. Он был очень рад мне — думал, я возьму его дело, и он сможет дожить остаток своих дней в покое. Я не хотел бы разочаровывать его, но мне, честно говоря, было сейчас не до торговли. Потому я обратился к Шанфелласу и попросил его заняться нашим семейным делом от моего имени. Моя доля в деле была довольно велика, и я взял часть денег, чтобы купить небольшое поместье неподалеку от Шаннита, еще на ильвейнской земле.