Повесть о полках Богунском и Таращанском - [75]

Молодой всадник ехал понурясь, слушал и не верил, что батько на самом деле его на волю отпускает.

— Ну, что ж ты не повертаешь? — спросил его батько. — Не веришь? Боишься, что вдогонку пустим тебе в зад пулю или зарубим тебя для насмешки? Не бойся, мы не такие… Эй, братва! — крикнул батько, обернувшись. — А ну, пропустите цего вершника, я дарую ему свободу,

— Хай видъизжае! — закричали эскадронцы.

— Може, ще раз попадется, тогда уж головы не сносит!

Галичанин вдруг, обернувшись, крикнул:

— Ну, хай же буде ваша слава!

И, пришпорив коня, помчался в поле, как выпущенная на волю птица. Проскакав уже далеко, он еще раз остановился и что-то крикнул, привстав на стремена и махая шапкой.

— Нехай же знают, дурни, що занапрасно вмирают. Опустятся руки у них от нашей крепкой думки, — сказал батько торжественно и, вздохнувши, добавил, как бы в оправдание своего поступка: — То есть агитация!

Бойцы одобрили батьков поступок.

— Закинув батько жарину в того галичанина. Поки доиде, витром роздуе: вин туды палю привезе в сердци, як сам не собача душа. Витер гуде — пожар буде!

Ехали за батьком беспощадные рубаки, которых не угнетал вид густо разбросанных трупов: и сами не боялись они ни сегодня, ни завтра бросить свои жизни на риск боевой удачи. Но и им передалось настроение батька, и на них дышала — из-под несмрадных еще трупов — здоровым, взывающим к жизни запахом пробуждающаяся весенняя земля, и чуть-чуть грустно стало, и захотелось добра всему живому, покоя, счастья.

— Жаль, що не можна заспивать писню, — сказал запевало Непомнящий. — Тут еще неблагополучно.

— Та чого там неблагополучно? Спивай! — отозвался батько. — Так нас свои скориш знайдуть.

Батько ехал на пересечение железной дороги на Шепетовку, желая установить связь с Кабулой. Где-то вдали еще грохотал, то приближаясь, то удаляясь, бронепоезд. То, должно быть, Щорс, старый мортирец, ощупывает противника перекрестным артиллерийским огнем.

Щорс знал, отправляя Боженко с одним батальоном да с ненадежной придачей ему «сводников» в направлении Рай-городка и Янушполя, что батько, опираясь на мощную артиллерию, играющую у него, «как трубы в руках умелого капельмейстера», даже если встретит сильнейший удар врага, — все равно его не пропустит. Поэтому, на всякий случай бросив ему вслед для связи конную разведку Девятого полка, Щорс выдвинул в направлении Шепетовки для наблюдения за этой линией бронепоезд «Гром» и приказал батьку огибать Бердичев слева, не углубляясь дальше Тетерева. Девятый полк занял отбитые вчера таращанцами Пятки и пошел к Татариновке. Сам же Щорс выехал на броневике «Грозный» по линии на Житомир в сопровождении — подсобного броневика, имея в общей численности артиллерии на броневиках: на «Грозном» — восемь орудий, из них два шестидюймовых, да на «соломе»[34] такое же количество трехдюймовых.

Щорс рассчитывал артиллерийской демонстрацией загнать наступающего врага в «лузу» — в угол к Бердичеву — и разбить его двойным охватом: справа и слева.

Он знал, что в середине дня к Бердичеву подойдут остальные два батальона и четыре эскадрона таращанцев под командой Кабулы и — в случае прорыва неприятеля на Бердичев — встретят его как надо; а поэтому все утро «гонял уток» с бронепоезда, как он выражался, И «утки» слетались туда, куда гнал их Щорс: в угол, к Бердичеву.

Но, услышав во время очередного маневрирования к Бердичеву разрастающийся бой на юге; на батьковой стороне, Щорс вернулся к Бердичеву ему на поддержку и как раз застал на станции только что прибывших таращанцев с Кабулой.

А разведка доносила ему, что батько ввязался в бой и его пехота пошла в наступление.

Поэтому-то Щорс немедленно послал ему на поддержку все четыре эскадрона, а Кабуле с двумя батальонами и остальной частью конницы велел наступать на Чудново-Волынск. Сам же опять повел «Грозный» на поддержку Девятого полка в направлении Житомира.

Правильность этого расчета вскоре оправдалась.

Вынужденные сойти с линии железной дороги, петлюровцы повсюду попадали под фланговый двусторонний удар.

Сначала они ринулись на Боженко и были разбиты им наголову.

Но под Бердичевом была целая армия атамана Оскилко, состоящая из двух корпусов, и хоть и шутили бойцы-таращанцы, что «тилько пивскилько лишилось от Оскилко» «да пивпальдя от Коцовальця», однако то, что пришлось на долю Боженко, не составляло еще н одной пятой наступающих сил Петлюры. Самая сильная группа двигалась прямо на Бердичев. И вовремя вышел нм навстречу Кабула, и вовремя батько закончил бон и пошел на пересечение шепетовской линии.

Для закрепления занятого фронта батько оставил всю пехоту и половину артиллерии — весь тяжелый дивизион. С легким артдивизионом батько не расставался.

Подожженный артиллерией лес, место гибели черноморской дивизии галичан, еще дымился, и его заревом далеко, как восходящей полной луной, освещалась вся местность.

На фоне зарева видно было, как вдоль полотна железной дороги маячил бронепоезд «Гром», и неприятель, пристрелявшись, угодил ему как раз в прицепную площадку со снарядами…

ЩОРС ПОД БЕРДИЧЕВОМ

Щорс, понимал, что вопрос не только в том, чтобы задержать или отогнать противника от Бердичева, не дав ему прорваться к Киеву. Надо было, воспользовавшись скоплением неприятеля, доселе маневрировавшего и ускользавшего, заманить его в то место, куда он стремился, в Бердичев, и, окружив его, разгромить и уничтожить.