Повесть о настоящем пиплхейте - [4]

— Когда у нас будут деньги, Козлик, мы построим свою национал-социалистическую ячейку со стрельбой и динамитом.

Это были квасные дни мечтаний в пустой и громкой квартире. Знаток вырос в богатой, но бедной на отца семье: жил с матерью. Её целый день глодала работа на офисной галере, поэтому в квартире Знатока, а, точнее, в его комнате, располагался штаб нашей группы. Он был обшит по обновленному 'Spirit of 95'. Вместо Унгерна с запутавшейся в бороде рыжей молнией, стену украшал плакат с ваххабитом, чья отпущенная бородка с бакенбардами напоминала годами не бритый член. Изречения из легендарных зинов, ставших и нашей Библией, и нашей Камасутрой, начертанные прямо на стенах, приговаривали и эту жалкую бетонную коробку, и весь род человеческий к мучительной агонии. В такой обстановке мы могли часами рассуждать о том, как пламя будущей Белой революции черными стягами взовьется на территории нынешней РФ. И сама Россия — это уродливое чудовище с азиатским оскалом — уйдет в прошлое. А потом, когда очистительный огонь выжжет унтерменшей, белых деградантов, паразитическую капиталистическую систему, мы обустроим уцелевший мир как федерацию свободных государств, основанных на национальном социализме. Правда, у нас еще в самом начале (в вопросе кого, собственно, убивать) возникало множество разногласий, и дело доходило до драки, в которой неизменно побеждал мощный Торвальд.

Он утверждал, что надо убить всех русских, и тщательно проредить славян, особенно сербов, для призвания новых варягов-германцев. Только пришлые управители способны обустроить Русь так, как надо.

Фугас хотел вспороть гнойник гендерной эмансипации и ввести полигамию. Его мечтой было превратить всех женщин в хранительниц еды, дома, и мужского полового члена.

Знаток снисходительно улыбался и говорил, вспоминая Платона, о царстве интеллектуалов, ученых и исследователей. Он был национал-интеллектуалистом, рассуждавшим о суфизме, Зеленом Хидре, джамаате и еще куче непонятных слов, которые внушали мне беспокойное недоверие к будущему царству.

Алекс, редкий гость на наших собраниях, всегда молчал.

Признаться, я был с ним согласен: мне давно не хотелось никого слушать, а, тем более, говорить. Посмотрев этот дурацкий антифашистский фильм, меня презрительно, называли 'Козликом', и мне приходилось соображать молча, про себя. И чаще всего, не успевая за мыслью, я просто хотел убивать. Иногда — своих соратников.

А потом, повинуясь непонятно отчего возникающему опустошению, мы разбредались через обугленную ночь по домам. Фугас к матери. Алекс на работу. Тор в колыбель-Вальхаллу, а Знаток окунался в ЖЖ.

Я же, оставленный соратниками, шатался по умершим улицам, жадно глотая звезды. В воздухе была разлита скука. Мне не хватало идеи, и я еще крепче сжимал в руках тающий в городской пустоши гнев. Мне срочно требовалась новая инъекция бешенства, и я всё пристальнее вглядывался в лица прохожих. Тогда казалось, что если кто-нибудь вырвет мою ненависть, то меня лишат сердца.

Глава 4

Аллах любит погорячее

Мы держали в руках удовольствие и мудрость. Надо сказать, что сало, пропитав священные суры густым соком, очень шло Корану. Сало хоть и было москальским, но свело бы с ума любого хохла: жирнющее, вывалянное в перце и пахнущее настолько одуряюще, что даже Торвальду, радикальному вегану, оно бы понравилось.

— Жаль, что хардкорщикам мяса не полагается, — засмеялся Алекс, и с наслаждением слопал один ломтик, — итак, друзья мои, хотите загадку про Аллаха?

Друзей было всего двое: я и худющий Фугас. Друзьями мы не были, но сути дела это не меняло. Знаток был страшно обижен и не пришёл.

— Не хотите? Ну и тринадцатый имам с вами.

Коран — книга очень полезная, особенно если ей подтирать задницу. Не подумайте, что я шизанутый русский варвар, но арабы, которые, кстати, как и евреи — семиты, ну никак не могут служить авторитетом для белого человека. Мухаммед взял от иудаизма всё, что смог, а мы возьмем из него религиозный экстаз верующих. Правые принимают ислам не потому, что он ведёт человека к спасению, а потому, что нужно срочно чем-то набить ту духовную пустоту, которая бывает в голове, когда движение переживает кризис. Ислам — это опилки, побывавшие в голове у Страшилы.

Сколько шума, razdryzga, протестов и даже столкновений вызовет публичное сжигание Корана? Мне даже страшно об этом писать, да и незачем — американский пастор тому пример. Если правильно осветить это событие, то для дестабилизации обстановки не надо взрывать мусорные урны. Достаточно показать себя средневековым дикарем — сжечь печатную книгу.

Поэтому я, подначенный Алексом, украл у Знатока Коран.

Вчера, когда Алекс ругался с наши фюрером о белой вере, доказывая, что менять одно полусемитское религиозное знание (христианство) на другое, уже почти полностью иудейского корня (ислам), бессмысленно, я засунул Коран под майку и свалил из квартиры. Это было массивное, зеленокожее, как ящерица, с золотым корешком, издание. Знаток купил его за несколько тысяч рублей в какой-то исламской лавке и страшно этим гордился.