Повесть о настоящем пиплхейте - [6]

— Надо тратить себя на саморазвитие, а не на самоуничтожение, то есть на работу. Или он, хрхаа-ха, — Фугас закашлялся, — готовит свою знаменитую акцию?

— Верно, — утвердительно кивнул Знаток, — саморазвитие в данный момент нужнее. Для чего ещё нужна жизнь как не для саморазвития? Если б не саморазвитие, то и жить-то не зачем было бы.

— О, да-да! Саморазвитие, — в унисон подхватывают Фугас и Тор, — саморазвитие! Ох-хо, да-да.

Мне так надоели бесконечные успокаивающие мантры про саморазвитие, что я готов был пнуть под жопу каждого, кто употребляет это грязное лживое словечко. Но моей злости не хватает даже для замаха:

— Лёха же зарабатывает деньги, которые потом потратим на нужные вещи.

— Понимаешь, Козлик, — мягко начал Фугас, потирая костлявое плечо, — никакие деньги не стоят личного развития. Между личным капиталом и содержимым кошелька нужно выбирать первое. Деньги мы всегда сможем достать.

Где он это научился так витиевато говорить? Хрен его знает, зато я отлично помнил недавнее выступления на Манежке. Тогда Знаток авторитетно заявил, что те, кто туда пришел — тупоголовые имбецилы, а этот день лучше потратить на саморазвитие. Например, почитать книжку. Действительно, ведь каждый день в стране случаются массовые националистические беспорядки, которые можно использовать в своих целях. 'Естественно', такие дни стоит тратить на поход в спортзал, потому что режим тренировок священней чистоты крови. Алекс тогда завопил примерно следующее: 'Вы что, совсем полоумные!? Тогда ради чего это всё?'.

Ответ был смуглым, носил тёмные штаны и куртку, пах мочой и, скорей всего, был таджиком. Когда вволю побесившись с муляжами автоматов, мы вдруг наткнулись на потерявшегося в лесу гостя, то не сразу смогли поверить в своё счастье. Счастье долго вырывалось и кричало, поэтому Тор, когда догнал бедолагу, высадил, как гнилую дверь, позолоченные зубы. Изломанного и стонущего, с ползающими по лицу кровяными мурашками, мы придавили оккупанта к чахлому, хрустящему снежку.

— Что ты забыл в русском лесу, — когда надо, Торвальд сразу же вспоминает о национальности, — ты понимаешь, что сейчас умрешь?

Знаю, что сегодня его пафос вполне оправдан.

— Ааа-ааа...!

— Ты чего стонешь, как баба, — гогочет расхорохорившийся Фугас и тяжёлым ударом опускает ногу на живот жертвы.

— А-а-а! Аааа-а! Аа.

Если пойманный таджик постарается ещё чуть-чуть, то точно родит, и ему выпишут премию института Клэя.

— Постойте. Это должны сделать не мы.

Знаток, поправляя свой вечно холодно-надменный вид, смачно вскрыл кожаный футляр. Достал нож с гравированным рунами лезвием. Он всегда любил эффекты, как американский киноактёр и наверняка втайне завидовал Кеннеди. Солнце, вдруг пробившись через паланкин деревьев, блеснуло на клинке солнечным волком.

— Козлик, — говорит парень, — ты должен завалить его.

Вместо того, чтобы спросить 'почему', я зло переспрашиваю:

— А ты будешь меня ещё козликом называть?

— Нет, — улыбается Знаток, — если бы у меня был Коран, я бы поклялся на нём.

— Тогда кончу, — соглашаюсь я.

Фугас, когда услышал знакомое слово, дурно заулыбался.

Всё, как в идиотских голливудских фильмах. Нет, это идиотские голливудские фильмы у нас в голове. И холодная сталь напоминает дирижерский смычок, а плачущая скрипка, на которой мне придётся играть, визжит и вырывается со слезами на глазах. Лес дал безымянному мигранту имя Иисус, распяв его у корней языческого дуба. Спящее с зимы дерево должен пробудить поток горячей, жертвенной крови. Небо набросило на голову поволоку туч, окончательно сделав меня фарисеем с занесенным в руке ножом.

— Докажи, что ты с нами, а не с терпилами, — тихо сказал Знаток, — не с Алексом.

И от того, что это убийство будет совершенно не в азарте боя, когда адреналин кипятит мозг, а с холодным расчётом палача, даже Тору становится не по себе и он отворачивается. Фугас, дрожа и громко дыша, наоборот, даже сексуально возбужден. В нём давно растет эмбрион маньяка, который однажды взвоет в кровавом полнолунии. Жертва, почуявши смерть, успокаивается, как животное и, тихо скуля, глядит в мои глаза. В чёрных зрачках цвета грязи теплится что-то похожее на душу, пробившуюся из-под сути недочеловека только при приближении смерти. Злые, ненавидящие зрачки в желтоватой белковой оболочке. Так выглядит убийца моей расы.

Знать бы, как выгляжу я?

— Вали его, — командует Знаток и срывается на визг, — давай! Ну же! ДА!

Мы хотели как злее, а получилось как всегда. Я ничуть не испугался, нет. Просто задумался. Наверное, это чертовски обидно, когда тебя убивает молокосос. Ты работаешь, завёл семью, а где-то в далёком роддоме лежит красный парной новорожденный, которому суждено тебя убить. И ещё подумалось, что как бы ни кричали нацисты о том, что надо убивать судей и чиновников, раввинов и полицаев, страдать всегда будет обыкновенный приезжий таджик.

— Козлик, — зло цедит Знаток, — ути-пути, Козлик...

Ненавижу, когда меня так называют.

Нож, взвившись в воздух, с криком входит в жертву.

Глава 6

Брат ты мне, гнида черножопая!