Повесть о настоящем пиплхейте - [3]

— Делай больше, делай лучше нас, — добавил, пожимал плечами Знаток, — тебе никто не мешает. Хочешь — Путинку пей, хочешь — в Иисус-крю вступи. Если тебя что-то не устраивает, тогда тебе не по пути с нами. И что с тобой произошло? Очень жаль, ведь раньше мы были соратниками.

Это ложь.

Знаток и Алекс всегда ненавидели друг друга, ибо по природе своей оба были лидерами. То, что давно будоражило ячейку, наконец вырвалось наружу. Два вожака никогда не уживутся в одном стаде, а мы, несмотря на нашу сверхчеловечность, слишком напоминали баранов. И тут Алекс, вместо того, чтобы принять вызов Макса, тихо сказал:

— И сделаю. Клянусь... что сделаю!

— Когда же нам ждать твоей устрашающей акции?

— Как только, так сразу, — он повернулся спиной, — до встречи, камрады.

Мы с удивлением смотрели, как несогласная фигура быстро съедается ночью. Всё прошло так молниеносно и по заранее заготовленному клише, что даже стыдно об этом говорить.

— Поцреот, — презрительно изрекает Торвальд, — ну что, Знаток, за дело?

Наш фюрер печальным взором провожает растворившуюся личность Алексея, а затем переводит взгляд на объект нашей сегодняшней атаки. Настоящий полководец никогда не должен сомневаться в своих солдатах. Он одет в чернокрылый плащ, в чертах лица возвышенность и господство, которые обещают нам кровь и женщин, а это испокон веков вело за собой армии.

— Вперёд, — тихо командует Знаток, и наша команда бесшумно бежит к винному магазину, выкрашенному публичной желтой краской.

Мы готовы сеять террор, чтобы пожать страх. Мы волки, нападающие на паршивую овцу Системы. На алом стяге белым фосфором выведено: 'Ненависть'. Под такими знаменами мы готовы сражаться целую вечность.

Через минуту мы сваливаем с места преступления. На стенах винного шинка вспыхнул чёрный румянец аэрозоля. Людоедские надписи, выведенные трафаретом, обещают всех убить. На прощанье Торвальд бросает булыжник в зарешёченную витрину с отравой.

Так мы акционируем уже с полгода. У меня проскальзывает мысль, что Алекс не так уж и ошибался.

Глава 3

Как мы собирали деньги

Давным давно, когда деревья были голыми, как карман русского человека, Знаток прочитал 'Бойцовский клуб' и решил, что ему нужны лавры Тайлера Дардена. У Макса был план, он обещал посвятить в него, как только наберётся необходимая сумма денег. Никто не сомневался в честности и уме вожака, который был известным жжистом, а значит порядочным и интеллигентным человеком.

И мы, не раздумывая, согласились.

— Деньги — это залог успешной борьбы, — говорил Знаток, — без денег ничего не достигнешь.

— Залог успешной борьбы — это вера в победу, — возражал Алекс.

Так как в победу, если честно, никто из нас особо не верил, то Алекс подвергся всеобщему остракизму. С той гнойной окраинной зимы, присыпанной жёлтым снегом, и произошёл идеологический раскол. Последняя акция послужила окончательным разрывом, и Алекс стал больше времени проводить отдельно. И то, что меня больше никто не тревожил едкими замечаниями, мне нравилось.

Деньги мы зарабатывали по-разному.

Фугас грабил девушек. Он прыгал на них сзади в какой-нибудь лесопарковой зоне, вырывал сумку и убегал. Еще он практиковался на младшеклассниках, отбирая на дело революции дорогие сенсорные мобилы. Метод был крайне прост. Фугас им очень гордился, но однажды, когда я пошел с ним на дело, 'наш толстяк' решил рискнуть и напал на крупного хача-пятикласника. Тот оказался начинающим борцухой и, если бы не я, то Фугас бы получил по щам.

Тор ненавидел русских, но любил их деньги, поэтому обожал устраивать облавы на пьяных. Не было такого кабачка в городе, рядом с которым не работал бы Тор. Проблема была в том, что Торвальд грабил прохожего после того, как тот тратил всю наличность в пивной. Почти всегда добыча состояла из стареньких телефонов и мятых, точно побывавших в канализации, сотенных бумажек. Мы, мягко говоря, недоумевали, отчего Торвальд занимается подобными глупостями.

Я не имел своей специализации и был этаким штрейкбрехером от национал-социализма.

Знаток же акционировал редко, но взял на себя ответственную функцию казначея. Все деньги мы хранили у него в резной черной шкатулке, на которой Тор мастерски вырезал скандинавские руны. Она запиралась на ключ, который хранился лично у Макса, и мы знали, что наши кровные защищены лучше, чем в сказочном банке Гринготс.

Мы трудились в поте лица в самых разных местах, подшучивая друг над другом, но сплачивал нас общий смех над Алексом. Мы издевались, стараясь привить ему чувство вины. Алекс был, в отличие от нас, несвободен — он имел работу. Он гайкой вращался на каком-то несмазанном члене Системы. Его макали в молоко и в масло, и даже какой-нибудь офисный бомж, не представляющий в жизни ничего, кроме говна с отрицательно заряженными протонами, имел в своих холопах Алекса. Знаток называл Алексея рабом системы, хотя тот точно также сдавал деньги в общую свастичную кассу.

Один раз я спросил у Макса:

— А когда у нас будут деньги, то будет революция?

Что я мог поделать? Был очень глуп. Тогда мне задумчиво ответили: