Повесть о мужестве - [45]

В кабину втиснулся техник, доложил, что Швыдченко с мотористом проверяют правый мотор.

— Как там раненые? — с беспокойством спросил Гастелло.

— Все в порядке; кажется, не волнуются.

— Зинченко! — вызвал Гастелло стрелка-радиста. — Идите к раненым, займите их там чем хотите. Ясно?

Николай поднял глаза кверху — черные стекла были все в бисере водяных капель, но туман уже не был таким плотным, мрак начал редеть, в нем появились розовые просветы, и наконец самолет вынырнул из тучи, и в кабину неудержимо хлынули лучи солнца.

Самолет шел на небольшой высоте над пологими горами, едва не цепляясь за верхушки могучих деревьев, а впереди, занимая чуть ли не полнеба, грозно дыбилась голая вершина высокой горы. Мягкий, энергичный разворот — и вершина обойдена.

«Хорошо слушается рулей, — заметил про себя Гастелло. — Вот высоты бы набрать хоть немного, но моторы работают на пределе и скорость уменьшать больше нельзя».

Впереди грозной зубчатой стеной синеет горный массив. Николай понимает — перевал на трех моторах не преодолеть. Садиться? И думать не приходится. Внизу сплошные кручи, скалы, обрывы. Лететь назад? И там такие же горы. Мозг лихорадочно работает, ища выхода. Внизу бешено крутит камни помутневшая и вспухшая от ливня река. «Ведь пробила же она себе путь среди этих проклятых гор!»

Решение приходит мгновенно — простое и единственно верное.

— Штурман, какая река?

— Онон.

— Тогда… — Гастелло решительно разворачивает машину и устремляется в щель, пробитую рекой между нависшими скалами. Сразу привычный моторный гул подхватило тысячекратно отраженное эхо, и он стал прерывистым и тревожным. Начался полет, о котором Гастелло долго потом вспоминал. Правый разворот, левый разворот, снова правый… До чего же прихотлива и извилиста эта река!

Каждый, кому хоть раз пришлось летать бреющим полетом, знает, как возрастает ощущение скорости вблизи земли. Трава, кусты, деревья, растущие по сторонам, сливаются в сплошные пестрые полосы. Предметы, расположенные по курсу, стремительно возникают один за другим и, не дав рассмотреть себя, словно подхваченные бешеным потоком, опрокидываются и устремляются под самолет. Неожиданно возникающие препятствия нарастают с огромной быстротой и требуют от летчика такой собранности и мастерства, которые даны не каждому.

Какое же напряжение воли потребовал от Гастелло полет по ущелью, где за каждым поворотом его караулили неожиданные препятствия, каждое из которых могло стать роковым и для него и для людей, вверившихся его мастерству. «Надо, чтобы голова соображала, а руки уже делали», — вспомнил Николай любимую поговорку своего первого инструктора Тябина.

Полет этот был как лыжный слалом, только вместо флажков стояли здесь огромные корявые кедры. Иногда ущелье становилось таким узким, что казалось, самолет застрянет, упершись крыльями в стенки; иногда расширялось до нескольких сот метров. Тогда Николай облегченно вздыхал и вытирал пот, стекавший ему на подбородок.

Однажды ему показалось, что самолет коснулся крылом веток большого дерева. Но вот последний крутой поворот — река вырвалась из ущелья и свободно потекла по широкой долине. Впереди Николай увидел мост, железнодорожную линию и около нее маленькие домики — станция Онон. Теперь можно и передохнуть немного, передав управление второму пилоту.

Из Читы в Ростов пришла телеграмма: «Жив-здоров. Все в порядке. Привет старикам. Николай».

4

Все же пришлось Гастелло и по-настоящему повоевать на Халхин-Голе. Обстановка на фронте зачастую преподносит самые неожиданные сюрпризы. Так было и на этот раз. Гастелло вернулся из Читы, привез письма, газеты, перевязочные материалы. На аэродроме царило небывалое оживление: со взлетной полосы один за другим поднимались в небо скоростные бомбардировщики капитана Полбина. Урча моторами, рулило звено «ТБ-3». Около остальных машин суетились заправщики и вооруженцы. Высоко в небе барражировали похожие на маленьких серебристых рыбок истребители.

«Что-то произошло», — подумал Николай, убыстряя шаг.

В палатке КП, кроме капитана Меркулова, находилось еще несколько командиров.

— «Коршун», «Коршун»! Я — «Незабудка»! «Коршун»! — вызывал кого-то радист.

— Ты еще ничего не знаешь? — спросил капитан Николая, приняв от него рапорт. — Тогда слушай: в ночь на сегодня японцы скрытно форсировали реку, отбросили части 6-й монгольской дивизии и захватили гору Бани-Цаган. Командование поставило перед нами задачу всеми имеющимися силами бомбить противника, не дать ему возможность закрепиться, помочь нашим 11-й танковой и 7-й мотоброневой бригадам, которые ведут штурм высоты. Как у тебя материальная часть?

— В полном порядке.

— Самочувствие команды?

— Отличное.

— Прекрасно.

С аэродрома Або-Самат поднялась девятка тяжелых кораблей и взяла курс на восток. Ведет девятку капитан Меркулов. Плотным строем за ним следует восемь машин. В одной из них Николай Гастелло. Губы его сжаты, глаза устремлены вперед, руки, может быть, чуть крепче, чем всегда, сжимают штурвал.

Николая беспокоит мысль: как-то он выдержит свой первый боевой экзамен, но волнение показать нельзя, и огромная крылатая машина ровно и гладко, как на параде, идет за ведущим.