Повесть о любви Херея и Каллирои - [15]

Соглашаясь жить не ради себя, а ради младенца, провела она в таких мыслях тот день и ту ночь, а наутро пришла к ней Плангона и грустно присела сперва с выражением сострадания на лице.

Обе долго молчали.

Наконец, Плангона спросила:

— Как же ты решила? Что будем делать? Дольше медлить нельзя.

От волнения и слез ответить быстро на этот вопрос Каллироя была не в состоянии.

— Против воли моей предает меня мой ребенок, — с трудом проговорила она, — делай, как лучше. Боюсь только, что Дионисий, даже если я пойду на это бесчестие, отнесется ко мне презрительно в постигшей меня судьбе и, признав во мне не жену, а наложницу, запретит мне кормить ребенка, рожденного от другого: даром потеряю я свою честь.

Не успела и кончить она своих слов, как Плангона ее перебила:

— Об этом, — сказала она, — я прежде тебя подумала: не напрасно же я люблю тебя теперь крепче, чем своего хозяина! Доверься характеру Дионисия: он честен. А все-таки я заставлю Дионисия мне присягнуть, хоть он мне и владыка. Нам с тобой надлежит во всем поступать осмотрительно. В свою очередь, доченька, положись на меня и ты! Но иду от тебя послом относить поручение.

Книга третья

1

Не встречая ответной любви со стороны Каллирои и не имея сил выносить такую жизнь дольше, Дионисий решил голодом покончить с собой: излагая в завещании свою последнюю волю, указывал он, как его похоронить. К Каллирое он обращался с письменной просьбой, хоть к мертвому подойти к нему. Плангона собиралась войти к хозяину, но ее к нему не пропустил слуга, которому был дан приказ никого не принимать. Услышав их спор за дверью, Дионисий спросил, кто это пришел ему досаждать, и слуга ответил, что это Плангона.

— Не вовремя явилась она! — воскликнул Дионисий: ничего из того, что напоминало ему о его страсти, он больше не желал видеть.

— Но все-таки позови, — сказал он.

Плангона открыла дверь.

— Владыка! — обратилась она к нему. — Зачем ты себя изводишь, огорчаясь тем, будто ты не имеешь успеха? Ведь Каллироя приглашает тебя вступить с ней в брак. Приоденься, твори жертвоприношения и встречай невесту, в которую ты влюблен!

Неожиданность потрясла Дионисия. Перед его глазами разлился туман, и он совершенно лишился сил, явив собою картину смерти. На вопли Плангоны сбежались люди, и весь дом охватила печаль по скончавшемся господине. Пролила слезы и Каллироя, когда услышала о случившемся. Мало-помалу придя, наконец, в себя, Дионисий спросил слабым голосом:

— Кто из богов обманывает меня, желая меня совратить с намеченного мною пути? Наяву ли или во сне услышал я это? Каллироя хочет выйти за меня замуж, та, которая не хотела, чтобы я даже на нее смотрел?

— Перестань напрасно мучить себя и не верить своему счастью, — сказала ему стоявшая рядом Плангона, — обманывать своего владыку я же не стану. Каллироя прислала меня к тебе с поручением насчет свадьбы.

— Выполни тогда ее поручение, — проговорил Дионисий, — и повтори мне ее собственные слова, ничего в них не сокращая и не прибавляя к ним ничего: припомни их в точности.

— Происхожу я, — говорит она, — из знатнейшей сицилийской семьи, и, хотя я и впала в несчастие, гордость свою я продолжаю еще хранить. Я лишилась отечества, лишилась родителей и не потеряла я лишь своего благородства. Поэтому, если Дионисий собирается держать меня при себе как наложницу, для удовлетворения своей страсти, то я скорее повешусь, чем отдам свое тело на рабское поругание. Если же хочет он иметь меня законной своей женой, то желаю и я сделаться матерью, чтобы продолжить род Гермократа. Пускай же Дионисий обдумает это без спеха и не один на один с собой, а совместно с друзьями и родственниками, чтобы никто потом ему не сказал: «Ты это что же? Собрался растить детей от невольницы и решился позорить свой дом?». Если не хочет он становиться отцом, то пусть, говорит она, не становится тогда он и мужем.

От этих слов загорелся Дионисий еще сильнее. При мысли о том, что любим он ответной любовью, зажглась в в нем несбыточная надежда, и воздев свои руки к небу, воскликнул он:

— О, Зевс и Солнце! Если будет у меня ребенок от Каллирои, то по блаженству я себя стану считать выше Великого Царя! Идем же! Веди меня к ней, преданная своему владыке Планго́нион!

2

Когда Дионисий взбежал наверх, то первым его движением было броситься к ногам Каллирои. Однако он овладел собой, сел и сказал ей спокойным голосом:

— Я пришел поблагодарить тебя, женщина, за свое спасение. Насиловать твоей воли я не собирался, но, получив от тебя отказ, я решил умереть: ты мне вернула жизнь. Впрочем, чувствуя к тебе величайшую благодарность, я тем не менее обращаюсь к тебе с упреком: ты не поверила мне, что я возьму тебя в жены, согласно законам Греции, для деторождения. Ведь не будь я в тебя влюблен, не стал бы мечтать я о подобном браке. Но ты заподозрила меня, по-видимому, в безумии, вообразив, будто я свободную сочту за рабыню, а внука Гермократа не признаю достойным быть моим сыном. Ты говоришь: «подумай». Я уже обдумал. И тебе ли бояться моих друзей, тебе, кто мне дороже всего на свете? Да и кто же посмеет сказать, что будет недостоин меня родившийся у меня сын, дед которого выше еще, чем его отец?