Рецензент «Литературной газеты» Б. Левин заметил: «Для того, чтобы написать такую повесть, по всей вероятности, потребовалось прочесть уйму книг, собрать массу сведений, и как приятно, что материал этот из повести, как говорится, не выпирает» («Литературная газета», 1938, 15 ноября).
Повесть о художнике Федотове справедливо была отнесена к тому же виду литературы, что и «Кюхля» Тынянова (статья Н. Чудновского – «Вечерняя Москва», 1936, 9 июля). В другой статье книга Шкловского соотносилась с «Поручиком Киже» и «Малолетним Витушишниковым» (Т. Хмельницкая. Судьба художника. – «Литературный Ленинград», 1937, 5 января). В одном из писем Тынянова к Шкловскому содержится отзыв о книге: «Читал твоего „Федотова“. Сам замечательно правдоподобен, а толстый Брюллов вызывает смех. Сценарная фраза хороша для внутреннего действия и здесь более наглядна, чем в описаниях. Сдержанность диалога верная» (ЦГАЛИ, письмо 18 февраля 1936 г.). Особое построение книги – ее кинематографичность – была замечена, но оценена по-разному. Н. Чудновский писал о «горячих словах, полных убедительности, простоты и выразительности, несмотря на отрывочность, кинематографичность манеры письма» («Вечерняя Москва», 1936, 9 июля). Другие критики сетовали на «лоскутность, клочковатость, излишнее обилие цитат» (А. Алпатов. – «В помощь сельскому библиотекарю и читателю», 1936, № 3, с. 82), на «парадоксы Шкловского», на «овраги» его «разорванных ассоциаций» (Е. Таратута. – «Новый мир», 1937, № 3, с. 283).
Сам Шкловский говорил еще при обсуждении рукописи: «У меня отрывистый стиль, который является особенностью не моего писания, а моего мышления… Я дорожу живым движением слов. Я дорожу тем, что слово ставится для мысли, и мне говорили такие писатели, как Зощенко, как Всеволод Иванов, что им была полезна дерзость моя в постановке слов» (стенограмма, ЦГАЛИ).
Книга переведена на французский язык.
