Повесть о Федоте Шубине - [86]

— Нельзя ли поскорей, я на корабль тороплюсь, к перекличке успеть надобно.

— Успеешь, служивый, успеешь, — отвечал сапожник. — А чтоб не тошно было ждать, я тебе сейчас за делом песенку спою. А ты слушай, разумей и скажи потом, про кого эта песня.

Шубин подошел ближе. Он заинтересовался внешностью уличного чеботаря и, глядя на его выразительную физиономию, подумал: «Какая чудная натура, вот кого надо лепить!»

Сапожник затянул песню, обнаружив приятный голос. Вокруг певца начали собираться прохожие. Через минуту он и матрос были окружены людской стеной. Шубина оттеснили. Через плечи и головы собравшихся он тянулся, чтобы видеть мастерового. А тот, поколачивая молотком по подошве, пел:

Приехал барин к кузнецу,

Силач он был немалый,

Любил он силою своей

Похвастаться бывало.

     «А ну-ка, братец, под коня

     Выкуй мне подковы,

     Железо крепкое поставь,

     За труд тебе — целковый».

Кузнец на барина взглянул, —

Барин тароватый.

«Давай-ка, барин, услужу,

Не по работе плата».

     Кипит работа, и одна

     Подкова уж готова,

     Рукой подкову барин сжал —

     Треснула подкова.

«Мне эта будет не годна,

Куй, кузнец, другую». —

«Ну что ж, давай еще скую,

Скую тебе стальную».

     И эту барин в руки взял,

     Напружинил жилы,

     Но сталь упруга и крепка,

     Сломать ее — нет силы.

«Вот эта будет хороша,

Куй по этой пробе,

Меня охотники там ждут

Давно в лесной трущобе.

     Теперь я смело на коне

     Отправлюсь на охоту.

     А ну-ка, братец, получи

     Целковый за работу…» —

«Ах, барин, рубль ваш недобер,

Хотя он и из новых».

Между пальцами, как стекло,

Сломал кузнец целковый.

     Тут подал барин кузнецу

     Вдобавок два целковых.

     «Вот эти будут хороши,

     Хотя и не из новых». —

«Ах, барин, хрупок ваш металл,

Скажу я вам по чести».

Кузнец и эти два рубля

Сломал, сложивши вместе…

Дальше в песне говорилось о том, что барину ничего не осталось делать, как покраснеть за свое бахвальство, восхититься силой кузнеца, подать ему червонец и сказать:

«На вот, пожалуйста, возьми

Деньгу другого сорта,

В жизни первый раз встречаю

Я такого черта!»

Хотя имя барина ни разу не было названо, Шубин представил себе по этой песне образ Петра Первого. Кстати, он тут же вспомнил рассказы денисовских старожилов о том, как Петр приезжал в Холмогоры, как был в гостях на Вавчуге у корабельного строителя Баженина и, выпивши, хвастаясь своей силой, хотел остановить колесо водяной пильной мельницы. Испуганный Баженин успел предупредить несчастье. Он послал людей спустить у мельницы воду. И когда Петр подошел к колесу, оно еле-еле вращалось. И слово царское было сдержано, и от опасности Петр избавился. Протрезвясь, Петр поблагодарил Баженина…

Между тем, пока Шубин вспоминал это, песня была допета до конца и подметка к башмаку прибита.

— Сколько за труд? — спросил матрос.

— Надо бы три копейки, но если отгадал, про кого я пел, ни гроша не возьму.

— Еще бы! — обрадовался матрос. — Не в песнях, так в сказках я слышал такое же про Петра.

— Молодец! — похвалил сапожник, сбрасывая себе под ноги мусор с фартука. — Не надо мне твоих грошей, носи счастливо, не отпорется. Да приверни в кабак, выпей за мое здоровье… Ну?! У кого работа есть? Чего встали? Я песнями не торгую, мне работенка нужна…

Толпа стала нехотя расходиться. Шубин осмотрел свои башмаки и подошел к сапожнику. Ему хотелось с ним познакомиться ближе и сделать с него барельеф.

— Мне бы вот чуточку каблук поправить, — обратился он к сапожнику.

— Добро пожаловать, разувайтесь, барин.

— Барин-то я барин, только мозоли с рук у меня не сходят, — ответил Федот.

— Барин с мозолями?! — удивился сапожник, глядя на Шубина, и, встретив добродушный взгляд, усмехаясь, добавил: — Это не часто бывает. А вы по какой части?

— Да вроде бы живописной, — охотно ответил Шубин, — я скульптор…

— Ох и не люблю я живописания. Худо, барин, когда по живым-то людям пишут. Глянь, как меня исписали, — сапожник показал Шубину клейменые щеки и лоб.

— Я это уже приметил. Где же тебя так разукрасили? И за что? — спросил Федот, подавая сапожнику башмак и присаживаясь на то место, где сидел матрос.

— В остроге, понятно, барин. А за что, сам посуди: у себя там, в Вологодчине, на Кубенском озере, рыбку половил, а озеро-то монастырское, так меня за это и отметили…

— Ну что ж, и в остроге, наверно, хорошие люди были?

— Да, барин, были. Получше, нежели на воле. Такие головастые — на все руки…

Сапожник сорвал клещами с каблука изношенную стоптанную набойку, посмотрел, на зуб взял и отложил в сторону:

— Где, барин, такой крепкий товар брали?

— У француза покупал.

— То-то я вижу: товар хороший, а работенка неважнецкая, так себе — одна видимость…

Пока сапожник прибивал к башмаку набойку, Федот расспросил его обо всем: об остроге, о заработке, о семье и о том, где он такую песню слышал.

— В остроге, барин, всего наслушаешься, всему обучишься. Посидел бы там с годик впроголодь, покормил бы вошек досыта да послушал, что поет народ про Степана Разина, удалого молодца, да про Пугача Емельку! Тех песен здесь не споешь, а споешь — в клетку сядешь. Их только в остроге и услышишь.

— Бывалый ты человек, я смотрю, а не придешь ли ко мне на дом поработать? — обратился к нему Шубин.