Повесть о Борисе Годунове и Димитрии Самозванце - [14]

Еще покойный Фёдор перезывал в Россию принца Густава, сына герцога шведского, Эрика XIV, которого престолом овладел брат его, Иоанн. Несчастный Эрик был отравлен в темнице, и самому Густаву, тогда двухлетнему ребенку, угрожала участь Угличского Дмитрия, но судьба спасла его от смерти для скитальческой жизни. Достигнув зрелого возраста в борьбе с величайшими опасностями, он должен был вести жизнь бесприютного бродяги. Одна любовь к наукам услаждала горестную участь его. Русское правительство надеялось, обласкав бедного принца, сделать его орудием своей политики для отторжения от Швеции Ливонских городов. Но зазыв Фёдора остался без успеха. Густав продолжал странствовать убогим студентом по Европе, предаваясь страстно наукам, особенно алхимии; наконец, угнетаемый крайнею нуждою, пришел в нищенском рубище в Краков, где при королевском дворе сестра его была фрейлиною. Несколько времени пользовался он покровительством польского государя; но злоба придворных заставила его бежать оттуда и искать убежища у немецкого императора Рудольфа. Скоро подобные же обстоятельства выжили его и от Рудольфа. Бедняк опять пустился странствовать по Европе, питаясь отчасти милостынею, отчасти продажею химических запасов; расстроил здоровье беспрерывным учением, а особливо химическими опытами, и наконец приютился в прусском городе Торне, получая скудное жалованье от двоюродного брата своего, короля Сигизмунда. Борис послал к нему тайно посла своего с предложением переехать в Россию, где ему обещали приличное его сану содержание и покровительство могущественного государя. Принц согласился, но с условием, чтоб ему позволено было выехать из России, когда заблагорассудится. У посла была готова на это опасная грамота. На границе встретили Густава московские сановники, вручили от царя богатые одежды и с большим почетом повезли в столицу. Борис принял его в блестящем собрании двора, угощал в Грановитой Палате, определил на содержание ему Калужский удел (три города с волостями), подарил серебряную посуду для дома, множество золотой и серебряной парчи персидской, бархату, атласу и других шелковых тканей для всей его свиты, дорогие каменья, золотые цепи, жемчужные ожерелья, красивых коней со всем убором, всякого рода мягкую рухлядь и 10 тысяч рублей, — сумму незначительную, в сравнении с дарами. Два вида имел на него Борис: овладеть Ливониею и, женив его на своей дочери, Ксении [24], возвести ее вместе с ним на шведский престол; но в обоих ошибся. Густав, предпочитая всему на свете ученые занятия, считал престол и душевное спокойствие предметами несовместными; проливать кровь соотечественников для того только, чтоб они имели герцогом не Иоанна, а Густава, называл делом безбожным; а дочери царя московского предпочитал какую-то женщину, из любви к нему оставившую мужа, бежавшую за ним из Данцига и готовую, как ему казалось, делить с ним бедность и все неприятности страннической жизни. Не говорю уже о перемене веры, что было необходимо при женитьбе на московской царевне и чего не согласился бы он сделать ни за какие блага в мире. Видя, что Борис вызвал его в Россию вовсе не из великодушия, ученый и простодушный принц сперва просил позволения немедленно выехать за границу, а потом требовал этого как права, утвержденного опасною грамотою; но у него, если верить Петрею [25], похитили тайно царское ручательство, думая что необходимость примирит его с предложениями Бориса. Не таков был Густав. Он резко сказал царю, что «государи и князья должны иметь одно перо и один язык», предался сильной горести и часто, разгоряченный вином, неосторожно хвалился отомстить москвитянам за бесчестный плен свой. Тогда Борис велел отобрать у него все серебро, платья и другие подарки, приставил к нему крепкую сторожу и несколько дней держал на скудной пище; наконец смягчился и послал в разоренный Углич, под присмотром приставов, которым поручено управлять Угличским поместьем и давать принцу с его служителями необходимое содержание. Так в жилище несчастного царевича Дмитрия, полном страшных воспоминаний, поселился мирный химик с своими ретортами и книгами. Несколько лет учился он и грустил в так называемом дворце Дмитрия, тяжелом, малооконном каменном домике. По смерти Годунова, самозванец, уважая в нем человека ученого [26], дал ему лучшие удобства жизни в Ярославле, откуда в последствии он был переселен в Кашин, где и умер, в 1607 году, от тоски на чужбине и досады на ветренность любовницы, которая, изменив мужу, не долго была верна и ему. Как иноверца, его похоронили за городом особо от общего кладбища, в прекрасной березовой роще, на берегу Кашенки.

В то время, когда несчастный Густав томился скукою в пустынном Угличе, Борис приискал своей дочери другого жениха. Это был брат датского короля, Христиана, Иоанн, двадцатилетний юноша, веселого и любезного нрава. Король Христиан, надеясь с помощью могущественного царя московского торжествовать над всегдашними своими неприятелями, шведами, охотно отпустил герцога Иоанна в Россию. Его встретили и провожали еще с большим почетом, нежели Густава. Молодой герцог въехал в Россию со стороны города Нарвы, по реке Нарове, в сопровождении датских послов и многочисленной свиты. Его везли к Москве медленно, делая не более 30 верст в сутки; останавливались в поле под великолепными шатрами, тешили королевича охотою по берегам красивых рек и по лесам. Герцогу нравилась эта прогулка по местам, мало населенным и обильным всякого рода птицами и зверями