Повесть о бедных влюбленных - [14]

Нези предполагал, что Синьора позвала его по просьбе Луизы, и заранее приготовил ответ. Он даст ей выговориться (Джезуина будет при разговоре посредником), д потом ответит: «Дорогая Синьора, эта история теперь устарела, и все уже улажено. Я, Нези, дал Ауроре и сыну хорошую квартиру и предоставляю им возможность жить по-барски. Стало быть, я выполнил свой долг и не допущу, чтобы меня шантажировали».

Но «Я— Нези» ошибался, и, будь у него волосы на голове, они встали бы дыбом. Синьора мастерски владела искусством воссоздавать с помощью воображения действительную картину событий. Нези начал беспокоиться с первого мгновения, когда в ответ на его приветствие. Синьора кивнула Джезуине, и та сказала: «Синьора хочет поговорить с вами с глазу на глаз. Подвиньтесь поближе к кровати. Я ухожу».

Вы знаете, что чувствует в таких случаях человек, имеющий за собой вину: ему кажется, что все вокруг уже проведали о его преступлении. У Нези же совесть была черна, как целая гора угля, и грехов у него накопилось достаточно. Он сразу же подумал: наверно, Аурора рассказала матери, что опять забеременела и что он, Нези, заставил ее сделать аборт. Теперь Синьора намеревается его шантажировать от имени Луизы!

Синьора сидела в постели. Ее глаза ослепительно сверкали. Длинной, прозрачной, как у покойника, рукой, унизанной кольцами, она подала угольщику знак приблизиться. Он придвинулся вместе со стулом, но Синьора пригласила его сесть к ней на кровать. В горле у Синьоры как будто вздохнула цикада. Синьора призвала на помощь всю силу своего голоса, на какую только она была способу на, уверенная, что после первых же ее слов слух Нези необычайно обострится. Угольщик сказал, что он может испачкать одеяло, но Синьора жестом успокоила его. Он сел на край кровати, наклонил голову к Синьоре и, подставив ухо, приготовился слушать. Желая прочистить горло, Синьора несколько раз проглотила слюну, кашлянула и, приблизив свои кроваво-красные губы к уху Нези, заговорила. Она старалась, чтобы ее голос звучал как можно громче.

— Джулио передает, что вы можете быть спокойны.

Ее сиплый шепот был услышан, не пропало ни одного слова. Синьора заметила, что угольщика передернуло. У него соскользнула нога, и, чтобы не упасть, ему пришлось уцепиться за одеяло. Он пробормотал:

— Какой Джулио?

Глаза Синьоры загорелись. Она сказала:

— Не к чему затягивать дело — мне и так трудно говорить!

И Синьора добавила несколько хорошо продуманных фраз:

— Поскольку Джулио и Моро не доверяют вам (и, по-моему, правильно делают), они поручили мне потребовать пятьдесят тысяч лир. Я желаю получить их завтра утром, иначе я предупрежу бригадьере. Теперь уж этим несчастным нечего терять. Я больше не раскрою рта. Чтобы завтра утром в этот же час на моей кровати лежало пятьдесят тысяч лир!

Захлебнувшись икотой, она замолчала. В комнату вбежала Джезуина. С укором глядя на Нези, она помогла Синьоре выпить для успокоения несколько глотков лекарства.

Нези весь почернел, в лице ни кровинки. Он осторожно встал, хотел что-то сказать. Но Синьора, поднося стакан к губам, остановила угольщика движением руки. Он нахлобучил берет, втянул, словно черепаха, шею, глаза его злобно сверкнули и налились кровью. Тыча указательным пальцем правой руки в сторону Синьоры, он затворил:

— Послушай, старая шлюха! Голоса у тебя нет, но слышишь ты отлично. Слушай же хорошенько.

Но внезапно, словно мчавшийся паровоз, остановленный тормозом, угольщик умолк, выпрямился, снова снял берет, только взгляд его оставался прежним.

— Последнее слово еще не сказано! Так или иначе, завтра я приду и дам ответ.

Он поклонился с преувеличенной вежливостью, прибавил: «Мое почтение», отворил дверь и вышел.

Глава четвертая

— Сегодня ты веселая. Улыбаешься, будто в лотерею выиграла. Тебе во сне пригрезилась наша свадьба?

— Нет. Да и вообще ко мне во сне грезы не приходят. Я сны вижу с открытыми глазами.

— Так это не сны! Ты просто мечтаешь о чем-нибудь приятном!

— Ну, конечно! О чем же еще мечтать?

— Признайся: ты от меня что-то скрываешь!

— Все равно не скажу, хоть режь меня на кусочки!

— Упрямая ты, Бьянка! Ну, погоди, я тебя усмирю!

— Хочешь себя мужчиной показать?

— Пойдем в ту сторону.

— Нет, Марио, нет. Там очень темно!

— Вот именно поэтому!

— Скажи, Клара, отец доволен новой работой?

— Сегодня вечером он жаловался маме, что платят очень мало.

— Зато на железной дороге заработок верный, даже для поденных.

— Понимаешь, Бруно, у нас семья очень уж большая.

— Ну, а я понравился им?

— Да ведь они тебя еще мальчиком знали!

— Я хочу сказать — в качестве будущего зятя.

— Когда ты ушел, папа мне только одно сказал: ну теперь ты должна себя держать построже.

— Правильно твой папа говорит.

— Почему? Я разве плохо себя веду?

— Плохо — еще ни разу не поцеловала меня.

— Здесь не хочу, здесь слишком светло.

— Ну так что ж? Кому не нравится, пусть отвернется.

— Но мне же надо держать себя построже!

— Конечно. Но со мной-то можно и нарушить регламент.

— Что?

— Регламент. Я тебе потом объясню

— Скажи сейчас же, иначе я уйду домой!

— Поцелуй меня…

— Еще…

— Нет, Марио, хватит и одного поцелуя. Я вся дрожу! И потом, видишь, сюда идут.