Повесть моей жизни. Воспоминания. 1880 - 1909 - [58]

Момент для поездки в Крым выдался очень удобный. Дядя закончил работу в Нижегородском земстве. А служба в Петербургской управе начиналась только с августа.

Вся наша компания не бывала в Крыму и ожидала большого удовольствия от этого путешествия. Из Нижнего с нами ехали наши хорошие знакомые Гориновы, муж и жена, и С. Д. Протопопов, побывавший незадолго до того с В. Г. Короленко в Америке на Чикагской выставке. В Москве мы на несколько дней останавливались у моего отца и прихватили с собой мою сестру.

Поездка вышла замечательной. Ни у кого не было особых забот, все находились в прекрасном настроении и с наслаждением любовались восхитительной крымской природой. Сестра и я быстро научились верховой езде на хорошо выезженных крымских лошадях и вместе с С. Д. Протопоповым сопровождали фаэтон, в котором ездили дядя с тетей и Гориновы. Мы посетили все лучшие места Крыма от Алушты до Алупки, и никогда потом они не казались мне такими чудесными, как той весной.

В половине лета Гориновы возвращались в Нижний. Дядя с тетей решили ехать с ними для последних сборов и приготовлений к переезду в Петербург. Сестру отец тоже звал домой, а меня приглашали погостить под Алуштой мои знакомые Винберги. Вместе с их младшей дочерью я училась на Курсах.

Винберги жили в так называемом профессорском уголке, между Алуштой и Аю-Дагом. Это место освящено воспоминаниями о Пушкине, гостившем там в имении Раевских. Там до сих пор был жив платан Пушкина. Под ним он любил сидеть по вечерам.

Я прожила у Винбергов около месяца, а на обратном пути собиралась остановиться в Москве у отца, в ожидании, пока дядя с тетей не устроятся в Петербурге. По дороге в Москву я предполагала заехать в Екатеринослав к своей гимназической подруге, служившей учительницей в местном железнодорожном училище. Она усиленно звала меня навестить ее.

Я написала ей перед отъездом, попросив известить телеграммой, если ей почему-либо неудобно будет увидеться со мной сейчас.

Телеграммы я не получила, но смело пустилась в путь. Железная дорога не шла через Екатеринослав. Со станции Синельниково пересаживались на другой поезд и ехали еще часа два. В Синельникове меня обокрали, вытащили из сумочки портмоне со всеми моими деньгами. Билет, по счастью, лежал отдельно. В Екатеринослав поезд приходил поздно ночью.

Я, конечно, была уверена, что моя подруга встретит меня. Каково же было мое удивление, кода перрон оказался пуст.

Я спросила у сторожа, где железнодорожное училище. Оно было против вокзала, и я пошла туда. На мой настойчивый стук вышла сторожиха и сказала, что учительница давно уехала в Нижний к матери. Не оставила ли она письма мне, спросила я. Сторожиха провела меня в ее комнату. На столе лежало мое нераспечатанное письмо. Она, значит, и не подозревала о моем приезде.

У меня сохранился только обратный билет от Екатеринослава до Синельникова и еще бесплатный билет первого класса от Курска до Москвы. И ни копейки денег. В Синельникове я решила посоветоваться с начальником станции и зашла к нему. Войдя в мое положение, он приказал выдать мне билет третьего класса до Курска. Я записала его фамилию, чтобы отец смог вернуть ему деньги за билет.

Но хуже всего было то, что я страшно проголодалась, а купить съестного не могла. С завистью смотрела я на пассажиров, развязывающих узелки с хлебом, яйцами и огурцами. Вероятно, многие из них угостили бы меня, но я стеснялась попросить даже корочку хлеба. Наконец, мы приехали в Курск, и я пошла показать мой билет. Начальник станции знал отца и сейчас же велел носильщику перенести мои вещи в отдельное купе первого класса. Я пыталась отказываться, вещей у меня было совсем немного. К тому же двугривенного дать носильщику не имелось. Пришлось и тут объяснять мои обстоятельства. Начальник станции успокоил меня и все же послал носильщика с вещами. Одно ему не пришло в голову: что я умираю от голода. Я же опять постеснялась сказать.

Последовала еще одна голодная ночь в роскошном купе первого класса. Поутру, проснувшись, я увидела, что мы уже подъезжаем к Кускову, где жил на даче отец с семьей. И он, и все дети встречали меня — оказалось, начальник станции был так любезен, что послал телеграмму отцу.

Едва выйдя из вагона, я простонала:

— Ради Бога, поскорей накормите меня, я умираю от голода.

Как теперь, помню поставленную передо мной большую кринку с простоквашей и увесистый кусок черного хлеба.

Я очистила всю кринку под любопытными взглядами всей семьи и только затем рассказала свои приключения.

Отец посмеялся надо мной, найдя, что во всем я сама и виновата. Как можно было заезжать в Екатеринослав, не зная наверное, что меня ждут там. Если бы я не заезжала, меня бы и не обокрали. А уж если так случилось, надо было сказать начальнику станции, что голодна, и он бы с радостью покормил тебя.

Но теперь все неприятности миновали. В их семье я провела очень приятный месяц.

Приезды В. Г. Короленко в Петербург. Неудачное знакомство с Чеховым

Кончать Курсы мне приходилось уже не со своим курсом, а со следующим. Мои однокурсницы кончили еще весной. Я не очень жалела пропущенный год. Мне казалось, что Курсы уже дали мне все основное. Но тетино предположение, что я смогу лучше заниматься, если начну с начала учебного года, тоже не оправдалось. Прежде всего, я жила теперь не в курсовой обстановке. Тетя с дядей переехали в Петербург, и я, конечно, поселилась с ними, а они нашли квартиру в одном доме с Лесевичами, на Лиговке, очень далеко от Курсов.