Повелительница львов - [42]

Святая простота, Генрих собирался созвать парламент в Вестминстере, но я решительно выступила против подобного намерения, и к этому времени кардинал был всецело на моей стороне. Я даже в мыслях своих не допускаю, чтобы им руководила любовь ко мне, истинное уважение как к своей королеве или глубокая вера в мою невиновность. Он беспокоился прежде всего за свою семью. Теперь уже не оставалось сомнений, что дядя Хамфри стремится создать такую ситуацию, при которой Генрих был бы объявлен некомпетентным, а сам герцог — провозглашён по меньшей мере Лордом-протектором, как уже случалось в царствование покойного, никем не оплаканного Эдуарда II. Кардинал Бофор мог ясно предвидеть, в какое положение это поставит его самого и всю семью: он наверняка окажется в нескольких шагах от эшафота. Поэтому-то он и поддержал мои просьбы.

— Известно, ваша светлость, — сказал он, — что лондонцы зовут герцога Хамфри добрым герцогом Хамфри. Даже если бы он сознался в предательских замыслах, я сомневаюсь, чтобы они позволили, вам арестовать его, тем более в такой близости от города.

Генриху пришлось признать разумность этих доводов, и сессия парламента была перенесена в Бери Сент-Эдмундс, на безопасное расстояние от беснующихся толп.

В начале февраля, после очень мрачного Рождества, мы отправились в Бери. Кое-кому показалась необычным, что королева сопровождает своего супруга на парламентскую сессию, но я не собиралась ни на шаг отпускать от себя Генриха, опасаясь, как бы он не пошёл на попятную.

Это был самый холодный месяц в году, и к северу от Темзы мы попали в метель, которая мгновенно скрыла окрестности по обе стороны дороги. В Бери были закрыты все ставни, но когда в город въехали многочисленные вооружённые люди, ставни тут же отворились, и из окон выглянули любопытствующие горожане: по нашему с кардиналом общему совету нас сопровождал большой эскорт королевских гвардейцев. Кардинал также написал всем лордам, которым мог доверять; прежде всего кузенам короля Букингему и Сомерсету, прося их принять вместе со всеми своими вассалами. Герцог Йоркский, к счастью, находился на своём посту во Франции; разумеется, присутствовал и Суффолк с большим отрядом.

Прибыли в Бери также граф Солсбери, его брат, сыновья и племянники, но так как мы не посвящали их в свои тайны, они приехали каждый в сопровождении обычной свиты и оказались, таким образом, в значительном меньшинстве.

Это встревожило их, но поскольку дядя Хамфри ещё не появлялся, они не имели никакого понятия о происходящем. Солсбери посетил короля и, покосившись на меня — я сидела рядом со своим мужем, — спросил, почему в самом городе и вокруг него расквартировано столько солдат.

   — Мой дорогой граф, — ответил Генрих, — разве вы не читали рескрипта? Мы собираемся, чтобы изыскать средства, необходимые для поездки во Францию, где я должен встретиться с королём Карлом.

   — Но зачем же столько солдат, ваша светлость?

   — Но ведь в эти смутные времена, милорд, нам всем необходима надёжная охрана. Вы не согласны со мной?

Граф удалился ни с чем. На следующий день, 18 февраля, спустя неделю после нашего прибытия, мы получили известие, что к городу приближается дядя Хамфри в сопровождении около сотни солдат.

   — Дело ясное, — объявил Суффолк, — он замышляет измену.

   — Что же нам делать? — спросил бедный Генрих с испуганным видом.

   — Наши планы остаются неизменными; ваша светлость, — заверила я.

Наши планы, разработанные кардиналом, Суффолком, Сомерсетом и мной, и в самом деле оставались неизменными. Останавливать герцога на дороге было неразумно, это могло привести к столкновению. Мы отправили ему навстречу гонца, который в самых учтивых выражениях передал герцогу привет от его племянника и племянницы и сообщил ему, что квартиры для него и его людей отводятся в северном лазарете храма Святого Спасителя.

Дядя Хамфри был человеком неглупым и весьма учёным, хотя ум и учёность не всегда ходят рука об руку. Высокомерие ослепляло его, радость, выказанную при его появлении королём и королевой, той самой королевой, о которой он распространял клеветнические слухи, он принял как должное и без всяких возражений позволил отвести себя и своих людей в назначенные для них удобные квартиры. Его ничуть не насторожило, что провели их туда в обход города, а не по улицам. Поэтому он не заметил, большого скопления королевских гвардейцев, а также не обратил внимания, что отведённое для него помещение находится в некотором удалении от значительной части его вооружённого эскорта.

В ту же ночь Суффолк, сопровождаемый Сомерсетом, Букингемом и другими достойными доверия, лордами, обезоружил графа и уведомил его, что он арестован по обвинению в измене.

— Он был прямо-таки ошеломлён, — позднее сообщил нам Суффолк. — Не мог выговорить ни слова.

Генрих выслушал его с явным облегчением. Удалась и остальная часть наших планов; было арестовано, обвинено в измене и разослано по разным тюрьмам тридцать человек из ближайшего окружения герцога.

Вот-вот дяде Хамфри предстояло появиться перед парламентом, чтобы ответить на обвинение в клевете. Это, однако, оказалось невозможным, ибо он, как нам сообщили, впал в полное бесчувствие. Мы были удивлены, но запаслись терпением.