Повелительница львов - [44]

   — Денег у него имелось не так уж много, ваша светлость. Есть у него, правда, большая библиотека, но она представляет ценность только для собирателей книг. Земли, принадлежавшие ему как герцогу Глостерскому, не подлежат отчуждению, ибо должны принадлежать новому герцогу Глостерскому, кто бы он ни был. Корона может получить их только в том случае, если будет доказано, что герцог — государственный изменник, но, откровенно говоря, ваша светлость, учитывая общее настроение людей, я бы настойчиво рекомендовал воздержаться от подобных действий.

   — Учитывая общее настроение людей! — тихо повторила я. Всё это дело было мною досконально изучено. — Нет сомнения, что и король и я склонимся перед вашим решением, ваше преосвященство. Но ведь значительная часть богатства дяди Хамфри существует в виде так называемой вдовьей доли, той его доли, которая записывается на жену. Эту часть своего богатства он получил от первой жены.

   — Да, это верно, — сказал кардинал, нахмурившись.

   — Никто не может утверждать, что эта вдовья доля принадлежит герцогству Глостерскому.

   — Нет, ваша светлость. Вдовья доля является совместным владением двоих супругов, но только пожизненно.

   — Но оба они мертвы! — торжествующе воскликнула я. — Эта их собственность должна перейти к Короне. Как наш личный феод. Как мой личный феод.

   — Ваша светлость... — хотел было запротестовать Бофор, но я перебила его:

   — Ваше преосвященство, позволю себе напомнить вам, что два года назад мне были пожалованы деньги и земли, но я не получила ни того, ни другого только потому, что у его светлости нет ни денег, ни земель. Этот феод послужит мне хорошей заменой.

Он медленно покачал головой.

   — Это вызовет нежелательные разговоры, ваша светлость.

Я топнула ногой.

   — Разговоры? И это всё, что вы можете мне сказать? Разговоры! Но ведь они всё равно станут говорить обо мне, лгать, клеветать, наушничать... Так пусть в их разговорах будет хоть какая-нибудь правда.

Кардинал прекратил спор, я восторжествовала и наконец-то стала богатой женщиной. Но он оказался прав, когда говорил, что я столкнусь с резким осуждением, и я была рада поскорее оставить Бери Сент-Эдмунде. Да мы и не стали медлить с отъездом, ибо со смертью Хамфри Глостерского Генрих утратил всякий интерес к предполагаемой поездке на континент, где он намеревался встретиться с дядей Шарли; что до парламента, то он прекратил свою работу без каких бы то ни было дальнейших дискуссий... к сожалению, так и не выделив никаких фондов.

Генрих чувствовал необходимость публично изъявить своё горе по поводу кончины дяди Хамфри, поэтому мы оба отправились в Кентерберийский собор, где молились и постились, а король ещё и подвергал себя самобичеванию. Короче говоря, мы делали всё, что следует в таких случаях делать, не встречая, однако, никакого сочувствия в палате общин, где продолжались различные подлые инсинуации. Это заняло у нас почти весь март, дядя Хамфри умер 28 февраля, и мы наконец смогли возвратиться в Вестминстер, где я насладилась заслуженным отдыхом после долгого паломничества, когда мне постоянно приходилось терпеть и снег, и дождь, и пронизывающие до костей ветра. Однако здесь нас ожидало новое несчастье: И апреля скончался дядя Генри.

Так уж устроен этот мир, что и мужчины и женщины рождаются, взрослеют, стареют и умирают. Кое-кто полагал, что дядя Хамфри умер слишком рано, но ему исполнилось пятьдесят шесть, а тот, кому за пятьдесят, должен ждать самого худшего. Дяде Генри было семьдесят, поэтому можно сказать, что он исчерпал всё отведённое ему время. Следовательно, смерть обоих этих людей была вполне естественна. Неожиданным оказалось только то, что эти смерти последовали одна за другой, с промежутком всего в шесть недель. Всю свою жизнь они боролись друг с другом, хотя баталии их и оставались чисто словесными, поэтому казалось, что со смертью дяди Хамфри кардинал лишился главного стимула для своего существования.

Генрих испытывал такое чувство, точно крышу дома, где он жил, сорвало ураганом. Очевидно, он не мог оценить, как ему повезло, что первым умер дядя Хамфри, а не дядя Генри, но то, что всю его жизнь, насколько он себя помнил, им управляли эти два человека, является бесспорным фактом. Столь же бесспорен и тот факт, что они — по крайней мере, один из них — причинили ему немало бед. Его дядя Джон Бедфорд, который был старше и по возрасту и по положению их обоих, почти всю свою жизнь провёл во Франции и возвратился в Англию по чистейшей необходимости — чтобы уладить ожесточённый спор между Глостером и Бофором; как бы там ни было, он умер одиннадцать лет назад.

Однако судьба распорядилась так, что мой бедный Генрих разом лишился обоих людей, которые служили ему опорой, хотя одного из них он и побаивался. Его захлестнуло смятение, и когда выяснилось, что дядя Генри завещав ему две тысячи фунтов — золотом! — он отказался принять эти деньги и передал их Церкви. Ужас охватил и меня. При жизни дяди Генри я всегда могла рассчитывать на его поддержку, так как в затруднительном положении — как мы не раз в том убеждались — у него всегда можно было получить своевременный заем. Теперь этот источник иссяк, а мой беспечный муж раздаёт остатки!