Повелительница львов - [138]

Посему они и предпочли оставить Генриха в живых, во всяком случае на некоторое время.

Я прекрасно разбиралась в их тайных кознях, но должна сказать, что в то время не видела почти никакого будущего ни для принца Эдуарда, ни для меня. Мы слышали, с каким недовольством принял Уорик тайную женитьбу короля, но не думали, что в связи с этим он может предпринять какие-то конкретные меры, во всяком случае послужившие на пользу нашему делу. Во всей Англии мы удерживали один-единственный замок, неприступный Харлех, откуда бесстрашный граф Пемброкский, Джаспер Тюдор, всё ещё бросал вызов всему миру. В своём письме он уверял меня, что может завербовать для меня валлийскую армию, будь у него только деньги.

В этом-то и заключалась загвоздка. Как ни покажется странно, но в каком бы трудном, положении человек ни оказался, ему никогда не следует впадать в полное отчаяние, ибо весь остальной мир продолжает заниматься собственными делами и невозможно предугадать, когда эти дела повернутся в благоприятную для нас сторону.

Главной причиной перемены в моём положении оказалась Белла. Я не считаю, что всю вину следует возлагать на неё. Возможно, у неё и текла королевская кровь в жилах, но она никогда не испытывала великих радостей, которые даёт подобное наследие, а если и испытывала, то только, если можно так сказать, через вторые руки, во время своего пребывания со мной. Её отец и мать, если судить по королевским критериям, жили в бедности, которую ещё более усугубляла многочисленность их потомства. И вдруг она стала королевой Англии, женой человека, который ни в чём не мог ей отказать. Поэтому вряд ли стоит удивляться, что она принялась извлекать всевозможные выгоды из своего нового положения, точно так же, как это делал сам Эдуард Марчский; но так как адюльтеры королевы считались государственной изменой, тогда как любовные похождения короля — чем-то вроде излюбленного национального спорта, ей пришлось ограничить себя в удовольствиях. И очень скоро главным, если не единственным её удовольствием, стало наживать богатство.

Если бы она заботилась исключительно о себе самой, люди ещё могли бы это понять и принять. Но Белла всегда оставалась хорошей дочерью и сестрой. Она выхлопотала для своего отца титул графа Риверса. И это тоже могло быть понято и принято. Но в следующие же два года Англию захлестнул целый потоп Риверсов. Риверсы находили себе женихов и невест среди знатнейших родов. Один из братьев Беллы, которому не исполнилось ещё и двадцати, женился на вдове-графине уже за восемьдесят, чтобы заполучить её состояние. Подобное поведение многие сочли скандальным. Уорик с возмущением наблюдал, как в королевском совете его старается оттеснить на задний план эта орда чрезвычайно красивых, напористых, но бесцветных свойственников короля. Ещё сильнее оскорбились братья Марча. Точнее сказать, один из них, Георг, герцог Кларенский. Ричард, герцог Глостерский, был в то время совсем ещё юным и уже тогда выказывал глубочайшую преданность своему брату королю, которую можно считать единственной подкупающей чертой в его характере. Но Кларенс задумался. Его права как наследника престола оказались под угрозой. До женитьбы Эдуарда и до появления у него первого сына Кларенс считался законным престолонаследником, что вполне устраивало Уорика: сильный духом Делатель Королей легко мог управлять слабохарактерным Кларенсом. Но ни Уорик, ни Кларенс не могли равнодушно наблюдать, как все места в совете расхватывают алчные Риверсы, как растёт их влияние на короля. Этих людей невозможно было сдержать; до того, как их августейший свойственник умрёт, они старались захватить все сколько-нибудь значительные посты в королевстве. И умри король молодым, регентом престолонаследника, если тот появился бы на свет, без сомнения, стал бы кто-либо из семейства Риверсов.

Может быть, кому-нибудь и покажется странным это предположение о возможной смерти короля, ведь ему не исполнилось ещё и тридцати и все сходились на том, что он самый большой — ростом в шесть футов и несколько дюймов, — самый сильный и здоровый мужчина во всём королевстве. Но люди, случается, умирают молодыми, и по отношению к королям всегда следует принимать в расчёт будущее, если только речь не идёт об измене. И даже если идёт. Реальные факты подернуты дымкой таинственности, и я могу рассказать о них только то, что слышала в своём сен-мишельском убежище.

В 1467 году герцог Филипп умер, его место занял Карл. Естественно, я не ждала от этого никакой выгоды для себя, ибо молодой герцог был помолвлен с йоркистской принцессой, но события мало-помалу начали складываться в мою пользу. Поссорившись со своим отцом, кузен Луи, как известно, укрывался при бургундском дворе и между ним и дядей Филиппом установились в какой-то степени дружеские, даже доверительные отношения, хотя они и недолюбливали друг друга. Кузену не нравилось постепенное сближение между Бургундией и йоркистами, но он всегда чувствовал, что дядя Филипп не позволит себе, зайти слишком далёко; и радушный приём, оказанный мне герцогом, свидетельствует о том, что он был прав.