Повелительница львов - [114]

А тем временем шло самое мрачное, самое кровопролитное сражение, которое когда-либо разыгрывалось на английской земле. Да, ожесточённые схватки случались между саксонцами Альфреда[33] и датчанами, но в них участвовали небольшие армии и длились они недолго. Битва при Гастингсе[34], говорят, продолжалась с утренней зари и до заката, но вряд ли в ней участвовало более десяти тысяч солдат с каждой стороны, и далеко не все были убиты. Столкновения между Симоном де Монфором[35] и королевскими силами можно назвать простыми стычками; таковы же были полвека спустя столкновения англичан с валлийцами и шотландцами, исключая, возможно, Баннокбёрн, если сравнивать их с этим знаменитым днём — 29 марта 1461 года. Армия сторонников Ланкастеров насчитывала более тридцати тысяч человек, тогда как йоркисты имели войско чуть меньшей численности. С обеих сторон собрались самые большие армии, какими за всю английскую историю командовал какой-либо король, единственное исключение — та армия, которую Эдуард II привёл к катастрофе под Баннокбёрном (огромное полчище, по утверждению некоторых историков, насчитывающее сто тысяч человек — что, на мой взгляд, является большим преувеличением, — содержало в своих рядах всего группку солдат, проникнутых истинно боевым духом, только это и может объяснить, почему несметное войско так легко обратилось в бегство). Здесь же участвовали в сражении два короля, так, по крайней мере, внушали нам йоркисты, и все солдаты в обеих армиях были видавшими виды ветеранами.

Как я уже сказала, баннокбёрнская битва окончилась поражением. В Таутоне сражение длилось с незатихающей яростью весь день, и весь день я посылала ординарцев, чтобы хоть как-то следить за происходящим, ибо ничего не видела, только слышала ужасающий шум. Первый ординарец, вернувшись, сообщил, что этот молодой негодяй Марч снова обнаружил полководческий талант: когда, после первоначального обмена стрелами, неожиданно пошёл снег, он не только остановил наступление, но и приказал отступить на несколько ярдов, чтобы наши ответные стрелы в этой буре не могли долететь до его людей.

Но это была лишь временная неудача, за которой, однако, последовала гораздо худшая: очередной гонец сообщил мне, что граф Нортумберлендский и сэр Энтони Троллоуп, в негодовании на всё происходящее, оставили оборонительные позиции и повели своих людей вперёд. Это было сделано в нарушение всех моих распоряжений, и непокорные тотчас же оказались в трудном положении, ибо натолкнулись на заграждение из своих же собственных, воткнувшихся в землю стрел; в то время как они пытались перестроиться, их настиг второй ливень стрел; потеряв много людей, им пришлось отступить.

К счастью, это нарушение дисциплины не повлияло на всех остальных, и как раз в тот момент, когда я садилась на лошадь в решимости сплотить свою армию или умереть, прибыл ещё один ординарец: он сообщил мне, что две армии наконец столкнулись. Впрочем, я уже догадалась об этом по шуму, доносившемуся из-за снежной пелены. Но этот добрый малый заверил меня, что мои люди держатся непоколебимо, остановив продвижение йоркистов по всей линии: Так как мы всё ещё обладали численным преимуществом, в конце концов это решило бы судьбу сражения в нашу пользу. Битва свирепствовала почти десять часов, и всё это время мне и принцу приходилось полагаться на сообщения ординарцев. Они рассказывали душераздирающие истории о высоких грудах нагромождённых друг на друга тел, о ручьях крови, бегущих с холмов в долину, и о чудесах храбрости и подвигах, совершаемых вождём йоркистов; последнее было не слишком-то приятно слышать. По достоверным оценкам, на таутонском поле полегло всего около двадцати тысяч человек, поровну с каждой стороны.

День, если так можно его назвать, ибо солнце ни разу не показалось, уже переходил в вечер, когда снег наконец прекратился. Не без некоторого труда, так как мои сапоги по самую щиколотку утопали в сугробах, к тому же было очень скользко, я возвратилась к своей колокольне. Со смешанным чувством гордости и ужаса смотрела я на впервые открывшееся передо мной поле сражения. Знамёна Алой Розы реяли высоко в воздухе, и мне показалось, что мои солдаты продвинулись вперёд. Это могло означать только, что йоркистов постепенно оттесняют. Победа уже маячила перед нами, когда принц Эдуард вдруг схватил меня за руку.

   — Что это за люди, мама?

Прищурившись, я всмотрелась в сгущающиеся сумерки. Реку пересекал какой-то большой отряд. Моё сердце подпрыгнуло, ибо я подумала, что это, возможно, граф Пемброкский. Может быть, Джаспер Тюдор привёл подкрепление, набранное в Уэльсе. Эта надежда оказалась, однако, недолговечной. Мне никак не удавалось различить знамёна, развевавшиеся над приближающимся отрядом, но те, что находились вблизи, я видела. Неожиданно несколько групп людей отделились от моей армии и быстро направились на север. Я тотчас же послала гонца выяснить, что происходит; он вернулся через полчаса с пепельно-серым лицом.

   — Это лорд Стэнли, ваша светлость, — доложил гонец. — Он идёт под знамёнами Белой Розы.

Я сразу поняла, что всё потеряно. Когда две примерно равные силы сражаются продолжительное время, неизменно побеждает полководец, способный ввести в бой свежее подкрепление, пусть даже и немногочисленное, — такова аксиома военной стратегии. Стэнли возглавлял отряд в несколько тысяч человек. В свете последующих событий вполне можно было предположить, что Эдуард Марчский заранее призвал Стэнли на помощь и, зная о его предстоящем прибытии, навязал нам длительное многочасовое сражение. И хотя казалось, будто его войско терпит поражение, он знал, что конечная победа останется за ним. Если присовокупить сюда его тактику перед сражением, я вынуждена против своей воли признать, что как полководец — и это, заметьте, в девятнадцать лет — он ничуть не уступает не только Генриху V или Чёрному Принцу, но даже Эдуарду III. Более того, со всем уважением к своим соотечественникам-французам, которые в Азенкуре, Пуатье и Креси пострадали из-за дурного командования и чрезмерной гордыни, должна сказать, что никто из этих троих могущественных полководцев не сталкивался со столь преданной и решительной, да ещё расположенной на столь выгодных позициях армией, как мои ланкастерцы в Таутоне.