Повелитель воронов - [54]

Шорох одеял заставил его перевести взгляд на спящую Мартису. Она села, но тут же встала, заметив его у окна. Блуждающий луч лунного света очертил тень стройных бёдер и изгиба груди под корсажем, прежде чем она завернулась в свою длинную шаль и подошла к нему. Её босые ступни сияли в темноте оттенком слоновой кости. Он находил их красивыми. От неё также хорошо пахло — сном и теплом.

Он указал на звезду Скверны, которая теперь висела над заливом.

— Курманы больше не водят стада к Брекенским водопадам, — тихо произнёс он. — Их тронула Скверна. Реки засолены, а сами водопады загрязнены. Гибнут посевы, деревья, домашний скот. Люди покидают селения в поисках пищи и убежища в крупных городах.

Мартиса покачала головой.

— Я ничего не понимаю. Скверна надеется снова править миром. Но над чем властвовать, если все будут мертвы, а земли опустошены?

— Это называется осадой, ученица. Моришь голодом своих врагов, низводишь до такой степени, что обещание куска чёрствого хлеба покажется манной небесной. С достаточной толикой терпения можно сломить человека до такой степени, что он выполнит все, что ты прикажешь. — Он вдохнул дым матала. — Эффективно, хотя и неоригинально.

— Как думаете, Конклав найдёт способ остановить бога?

— Сомневаюсь. Величайшая слабость священства — тщеславие. Они будут рыскать по своим библиотекам в поисках заклинания, которое убьёт божество, но не смогут повторить то, что использовали их предки. В распоряжении Скверны было более тысячи лет, чтобы решить, как он расправится со своими противниками, если они попытаются повторить старый трюк. Священники не станут искать решения за пределами своих стен. Они — Конклав, хранители всех знаний и тайн, которыми стоит обладать. — Он ухмыльнулся с издёвкой. — По крайней мере, тех, что они сочтут нужным.

Мартиса потёрла кончик косы между пальцами. Шилхара представил себе, как эти рыжие волосы свободно ниспадают на плечи и спину.

— Вы расскажете им, что обнаружили в Ивехвенне?

— Да, но услышат ли они? Я не поклонник Конклава, и это чувство взаимно. Чтобы слышать, нужно доверие или, по крайней мере, уважение.

Он сделал затяжку, ожидая узнать истинную причину, по которой Мартиса присоединилась к нему у окна.

Её медные глаза, потемневшие до цвета обсидиана в холодном свете луны, отражали благодарность и остатки стыда.

— Сегодня, на рынке…

Шилхара поднял руку и Мартиса осеклась.

— Когда мне было девять, моя мать каждую неделю обслуживала богатого купца. — Его губы сжались в презрительную усмешку. — Он снисходил до того, чтобы спуститься в грязь пристани и заплатить за час её времени, иногда за целую ночь. Она всегда отсылала меня, когда он являлся в нашу комнату. — Он указал трубкой на Мартису. — Пойми, я родился в семье гурии, вырос в окружении других гурий и сам чуть не начал продавать собственное тело.

На лице Мартисы не отразилось презрения к его откровению.

— Я не был наивен относительно природы её профессии. Она не защищала моё детство. — Давнее отвращение, смешанное с яростью, опалило его душу. — Купец был странным и постоянно искал мою мать. В последний раз, когда она вытолкнула меня за дверь, я спрятался в нише, а затем прокрался обратно. — Трубка грозила переломиться у него в пальцах. — Он заставил её ползать на четвереньках голой, ходить за ним по пятам и целовать пол там, где ступала его нога. — Мартиса ахнула и зажала рот рукой; её глаза сияли от жалости и ужаса. — Он не брал её, не прикасался и не позволял прикасаться к нему. Он получал удовольствие, слушая, как она обзывает себя последними словами, твердя, что недостойная мразь, которой повезло дышать с ним одним воздухом.

Шилхара помедлил, разрываясь между желанием стереть мерзкий образ из своей памяти и попыткой сдержать рвотные позывы. Лёгкое прикосновение к его руке успокоило бурлящие чувства. Пальцы Мартисы легли на его рукав в безмолвном утешении. Буря в душе улеглась.

— Он кончил на пол и заставил её вылизать излитое семя, а потом помочился на неё, прежде чем уйти.

Мартиса сжала его предплечье.

— Ни один ребёнок не должен стать свидетелем такого, — прошипела она в темноте. — Ни одна женщина не должна так страдать. Это было чудовище, а не человек.

Прошлое нельзя изменить, но Шилхара почувствовала, как с его груди соскользнула удушающая тяжесть. Он отомстил десятилетиями ранее, свершив не знающее пощады уличное правосудие. Но только сейчас почувствовал, как скорёжилась отвратительная тень этого воспоминания. Он не задавался вопросом, почему после стольких лет решил довериться женщине, которой управлял Конклав. Историей подкреплял свою точку зрения, однако, это обернулось нехарактерным для него откровением. Он доверил ей выслушать, а не судить. Она ответила ему ободряющим пожатием. Этого было достаточно.

— Чудовища так же уязвимы, как и люди. Я проследил за купцом, когда он ушёл. — Маг набил рот дымом и выдул его в окно, наблюдая, как он змеится и рассеивается в воздухе. — Убийство накладывает отпечаток на душу. Но я не ношу шрама, отняв его жизнь.

Мартиса убрала руку, и Шилхара тут же почувствовал себя безгранично одиноким.