Повелитель воронов - [34]

— Апельсин.

Бурдюк выпал из её дрожащих пальцев. Винная лента подобно струйке крови потекла по траве. Шилхара схватил бурдюк и заткнул его пробкой, прежде чем пролилось бы ещё больше жидкости.

— Смотри, что творишь, девчонка! Мне это вино не задаром досталось.

В его окрике больше не слышалось привычной резкости. Ошеломлённая его словами, Мартиса вытаращила глаза.

— Кто-то душил вас из-за апельсина?

Ей стало дурно. Столь безжалостное возмездие по отношению к ребёнку, который просто хотел есть. Обстоятельства её собственного детства бледнели в сравнении с этим. Её продали, но хозяин обошёлся с ней достаточно честно. Будучи рабыней, она испытывала острое, как бритва, презрение, но никогда — голод. У неё скрутило живот.

Шилхара оторвал кусок хлеба от буханки, которую развернула Мартиса, и откусил. Он прожевал кусок, не отрывая взгляда от её лица. Прежде чем заговорить, запил еду ещё одним глотком вина:

— Прибереги свою жалость для более достойной жертвы. Я выжил, потому что мой дар гораздо более сговорчивый, чем твой. Он проявился, когда меня душил палач, и я обмочился перед толпой матросов, шлюх и одного или двух священников Конклава, — последнее он произнёс с испепеляющим презрением.

— Что именно произошло?

Он пожал плечами.

— Я почти ничего не помню, кроме того, как отчаянно боролся за каждым вздох. Внезапно мне показалось, что кто-то поднёс факел к моей крови. Только этим факелом был я сам. После уже ничего не помнил, пока не очнулся в доме священника Конклава. Похоже, мой дар создал столб священного огня. Я ушёл живым и невредимым, если не считать этого красивого ожерелья и голоса, который всё же поёт лучше твоего. Но палач сгорел, вместе с частью причала.

У Мартисы отвисла челюсть.

— Крылатый Берсен, неудивительно, что Конклав вас боится. Такой дар, взращённый годами обучения и практики, непостижим.

— Так вот почему ты здесь?

Она моргнула.

— Что?

Губы Шилхары снова скривились, но на этот раз усмешка была связана не с ненавистным апельсином.

— Так вот почему ты здесь? — повторил он вопрос. — В Нейте? Конклав боится меня?

Ветер подхватил пряди его высыхающих волос, хлестнул ими по лицу. Несколько прядей взметнулись к ней, лаская щеку.

Мартиса напряглась, а потом взяла яйцо, разбила и очистила скорлупу. Она заглянула в пристально взирающие на неё полуночные глаза, сдерживая дрожь пред проницательным взглядом, взывающим открыть все свои секреты.

— Я здесь, потому что вы попросили об ученике, господин.

Он фыркнул.

— О, да. И вечно услужливый Конклав прислал мне нерадивого послушника.

Мартиса ощетинилась от его насмешки. Если бы не она, он бы до сих пор куковал в своей библиотеке, разбирая стопки непонятных томов в бесполезной попытке разыскать свой драгоценный ритуал. Она впилась в яйцо с такой силой, что у неё щёлкнули зубы.

Кривая усмешка смягчила насмешливый взгляд. Губы дрогнули.

— Выскажись, Мартиса. Я не хочу постоянно оглядываться до самого конца путешествия, потому что ты достаточно зла, чтобы всадить мне нож между лопаток.

Больше не заботясь о том, что он сочтёт её нахалкой, Мартиса выхватила у Шилхары из рук бурдюк, откупорила и выпила. Сладкое и крепкое вино придало ей ещё больше уверенности, чтобы выплеснуть своё разочарование.

— Вы просили послушника, который мог бы творить мелкие чары и переводить с древних языков. — Она ткнула в него недоеденным яйцом. — Чары выше моих способностей, но не ваших. На самом деле, я не нужна вам как маг. А что касается древних текстов? Я лучше, чем большинство первосвященников, умею расшифровывать. И это не пустое бахвальство.

Она сердито взирала на него. Пусть только посмеет снова насмехаться над ней.

— Не пустое бахвальство, — повторил он. Его чёрные глаза оценивающе заблестели. — Тогда докажи. Помоги мне найти те страницы. Переведи и дай средство уничтожить Скверну.

— А зачем, по-вашему, я здесь, господин?

Она задумалась, как он отреагирует, если она швырнёт в него яйцом.

Шилхара изогнул бровь.

— Не оскорбляй меня. Что бы ни заставило тебя добровольно отправиться в логово пожирателя душ, оно не имеет ничего общего с необходимостью доказывать свой талант — особенно мне.

Он жестом попросил её вернуть ему бурдюк с вином.

— Доедай поскорей. Мы что-то засиделись.

Она не стала спорить, разрываясь между облегчением от того, что он не стал копаться глубже в причинах её пребывания в Нейте, и разочарованием от потери чувства товарищества, которое ненадолго расцвело между ними. А ещё Мартиса никак не могла решить, испытала ли она облегчение или разочарование, когда Шилхара натянул на себя рубашку.

Они быстро расправились с обедом и упаковали оставшиеся припасы. Мартиса вымыла руки в ручье и ополоснула лицо. Ледяная вода прогнала сонливость, так манившую растянуться на прохладной траве и подремать до самых сумерек. Когда она вернулась к месту, где они разбили временной лагерь, Шилхара уже привязал к седлу сумки и оружие.

Он вскочил на спину Комарика и снова протянул ей руку.

— На этот раз без особого энтузиазма, Мартиса. Я не хочу приземлиться задницей в грязь.

Её вторая попытка вскарабкаться на Комарика оказалась куда более успешной, чем первая, и они отправились в Ивехвенн размеренным шагом. По пути Шилхара занимал её тем, что указывал на разные фермы и рассказывал об их владельцах. Он был хорошо знаком с окрестностями: кто что выращивал и какая обычно царила в этих краях погода, ведал, где лучшие охотничьи угодья и самые коварные речные стремнины, где росли самые сладкие апельсины — естественно, не такие хорошие, как у него, — и самые сочные оливки. Особенно хорошо Шилхара разбирался в делах и характере местных землевладельцев. Для человека, который активно избегал гостей и практически вёл жизнь отшельника, он знал очень много о своих соседях.