Повелитель воронов - [32]

Она улыбнулась, несмотря на страх.

«С каких пор я начала думать, что Нейт безопасен?»

Мартиса попрощалась с Гарном, сжав его протянутую ладонь, когда они проехали через ворота. Перед ними, окутанные призрачным плащом тумана, простирались владения Нейта. Лишь кончики высокой равниной травы поднимались над мглой, трепеща, точно светлячки, словив яркий краешек восходящего солнца. Шилхара направил Комарика по пологой тропе, обвивавшей усадьбу полукругом, и привёл их к закрытому двору, усыпанному кладбищем битого камня. У ворот Шилхара произнёс несколько кратких слов. Замок щёлкнул и проскользнул по удерживающей его цепи, пока не лязгнул о металл. Петли мучительно запели, и ворота отворились. Ещё одно заклинание, и Мартиса увидела, как ворота закрылись за ними. Цепь ожила точно змея, скручивая и перекручивая себя вокруг прутьев, пока замок не захлопнулся с громким щелчком.

Более волнистый туман застилал главный тракт, перекатываясь тонкими приливами, которые разбивались об окаймляющие дорогу солнечные дубы. Капли росы свисали с корявых ветвей, как драгоценные камни, иногда падая на шерсть Комарика или плечи Шилхары. В отличие от капризных скакунов епископа, обозный конь поплёлся по дороге, отбивая чёткий ритм копытами.

— Господин, — прошептала Мартиса. — Могу я спросить вас кое о чём.

— Почему ты шепчешься? — Голос Шилхары, который никогда не был пронзительным, казалось, звучал громом в беззвучной мгле.

Вопрос застал её врасплох. Почему она шепчет? Они не выскользнули из Нейта, точно воры. В этих полуразрушенных руинах просто нечего красть. И всё же, нависшая над лесом своеобразная тишина чуть ли не требовала говорить более приглушённым тоном. А ещё Мартиса не могла избавиться от ощущения, что за ними наблюдают.

Она попробовала говорить громче:

— Почему Комарик не боится этой дороги? Епископу и мне пришлось идти в усадьбу пешком, потому что его кони встали на дыбы у начала тракта.

Его презрительное фырканье чуть не потонуло в тягостной тишине.

— Я мог бы бросить ремарку по поводу искусственной селекции лошадей и хозяев, но это старческое нытье и не ответ на твой вопрос. — Он наклонился вперёд и похлопал Комарика по шее. — Он привык. Первый раз я привёл его сюда, когда ему был всего год, и мне пришлось использовать успокаивающее заклинание, чтобы въехать на территорию Нейта. Проклятая магия — сильный сдерживающий фактор.

Он не преувеличивал. Даже сейчас, в сопровождении мага, который наложил подобную магию на лес, Мартиса не могла избавиться от тревоги. В воздухе повис аромат тёмной магии, порождающей демонов и затрагивающей узы силы.

Шилхара усмехнулся от её облегчённого выдоха, когда они выехали из тени аллеи на открытую равнину. Купаясь в бледном утреннем свете, среди редеющего тумана возник океан травы. Равнина раскинулась перед ними, уступая пологим холмам и плато, усеянным оливковыми и апельсиновыми рощами. Шилхара остановил Комарика и сделал глубокий вдох. Его талия поднялась под её руками, тёплая на ощупь.

— Когда Конклав изгнал меня в Нейт, я думал, что буду скучать по морю. Но оно есть и здесь, просто здесь волны из травы.

— Море — единственное, чего мне не хватало, когда я покидала оплот Конклава, — призналась Мартиса. Ритм прилива служил утешением в бесконечные годы тренировок.

Он взглянул на неё через плечо.

— Близость к морю была единственным спасительным преимуществом оплота.

Он пустил Комарика рысью, направляя его на восток, к восходящему солнцу и обители пожирателя душ. Больше они не говорили. Страдавшую от нехватки сна Мартису укачало в седле. Убаюканная покачивающейся походкой Комарика, она вскоре задремала, прижавшись щекой к спине Шилхары. Солнце согревало её плечи, а другой жар разливал тепло по груди. Она прижалась к нему, вдыхая пряный аромат табака матал и наслаждаясь почти забытым ощущением мужского тела.

Ей показалось, что она закрыла глаза всего на мгновение, когда резкое движение плечами и окрик: «Мартиса!» — заставили её проснуться. Она прищурилась затуманенным взором на простор белой рубашки и сдула длинную прядь чёрных волос Шилхары, прилипшую к её нижней губе. Над ней ярко и жарко светило солнце. От утренней прохлады не осталось и следа. Она потёрла горячую щеку, влажную от того места, где она прижалась лицом к его спине.

— Как долго я спала? — Её голос был почти таким же хриплым, как и его.

— Три часа. Может быть, чуть больше. — Он открыл один из тюков, привязанных к спине Комарика, и протянул ей бурдюк с водой. — Вот. Пей вволю. Тут недалеко есть ручей. Мы остановимся, напоим Комарика и наполним бурдюки.

Вода была прохладной и безвкусной, но на пересохшем языке казалась сладостней вина. Шилхара отмахнулся от бурдюка, когда она протянула ему.

— Спасибо, что дали мне поспать. Я устала сильнее, чем ожидала.

— Естественно, если перешивать гардероб в последнюю минуту.

Она рассмеялась и посмотрела на свои импровизированные бриджи. Его юмор никогда не переставал её удивлять. Хорошо, что она пожертвовала ночью сна. Попытки оседлать Комарика в юбке ни к чему бы ни привели.

— Твоё пение можно использовать как отдельную разновидность пытки, но у тебя прекрасный смех. — Его голос смягчился до шелковистого рокота. — Тебе надо почаще смеяться.