Повелитель молний - [23]

Когда он остановился, Маргарет упрямо сказала:

– Все это очень интересно, правда, дочка? Но ты умолчал о главном. Ты уходил из Лулворта шестнадцатилетним мальчиком, а теперь тебе двадцать один год. Ведь за эти пять лет в твоей душе что-то происходило, так что же? Он помолчал.

– Видишь ли, каждый из нас хранит свои тайны. Вот ты даже не обмолвилась, что собираешься замуж за виконта.

Маргарет вздрогнула.

– Это он тебе сказал, да? Тогда знай, что этому самовлюбленному нахалу нельзя верить.

– Так это неправда?

– Конечно. Я отказала ему, но он не обращает ни малейшего внимания на мои слова. Впрочем, как и все мужчины. – Голос Маргарет дрожал от негодования.

– Ну, не все же мужчины одинаковы.

– Не знаю. Выходит, мне не повезло найти различия между ними.

– Например, некоторые более красивы, чем другие, – лукаво усмехнулся он.

– Господи, кого волнует их внешность! – воскликнула Маргарет, не замечая насмешки в голосе Джонатана.

– Думаю, тебе она не безразлична, – продолжал он внешне спокойно, только в глазах его сверкнул озорной огонек, – если ты собираешься за него замуж. Признайся, что он очень привлекателен.

Он, как всегда, поддразнивал ее, и Маргарет резко ответила, на этот раз уже раздраженно:

– Говорю тебе, я и не думаю об этом!

– Ну, хорошо, Маргаритка, а с тобой что происходит? Из нашего разговора у реки я понял, что ты не была до конца откровенной, во всяком случае, твое волнение не соответствовало тому, что ты о себе рассказывала.

Маргарет опустила глаза. Джонатан был прав, она не могла требовать его исповеди, сама многое утаивая. Но признаться, что считает причиной смерти отца свои свидания с Джонатаном, она не сможет: это прозвучит так, будто она винит его.

Джонатан с горечью смотрел на поникшую Маргарет, понимая, что с сердцем, отравленным жаждой мщения, он не должен допустить новую вспышку прежних пылких чувств друг к другу. Лучше оставаться просто друзьями.

А как друга его тревожила независимость Маргарет, истоки которой ему были совершенно непонятны, и которая могла принести молодой женщине много осложнений.

– Как поживает твое кружево? – неожиданно спросил он.

– Почему ты спрашиваешь? – удивилась она и пожала плечами. – Я. по-прежнему очень люблю им заниматься.

– Мне кажется, я, наконец, понял, почему оно тебя привлекает. Ты творишь, когда плетешь кружева, создаешь то, что хочешь, и как тебе нравится. Ты – единственная властительница в этом королевстве, и никто не смеет в него проникнуть без твоего соизволения.

По тому, как Маргарет смущенно порозовела, он решил, что попал в точку. Так вот как сформировался этот самостоятельный неуступчивый характер! С детства Маргарет погружалась в захватывающий процесс создания кружевного полотна как собственного мира, населенного живыми образами ее грез. Вот почему от нее так веяло безмятежностью, когда, бывало, он наблюдал за ее работой. Приступ тоски по душевному спокойствию, секретом которого она владела, охватил его, но только на миг, он давно привык справляться с этой безысходностью, будучи на людях.

Соскучившись по матери, Пэйшенс попросилась к ней. Джонатан приблизился к Маргарет и, опустившись на одно колено, протянул ей ребенка, как дар. Маргарет обняла дочурку и зарылась лицом в шелковистые локоны.

Увидев их рядом, таких нежных и очаровательных, Джонатан ощутил вдруг странную легкость и волнение. На какое-то время тягостное прошлое с отчаянными попытками забыть Маргарет с другими женщинами, с жестоким опытом войны, со смертельным видением ледяной одиночки во вражеской тюрьме отступило от него.

Маргарет его юности, сияющая чистым светом безгрешной души, освещенная последними лучами уходящего солнца, показалась ему прекрасным видением. Господи! Прогони из души моей проклятого демона!

– А за что испанцы прозвали тебя Чертовым Колдуном? – спросила Маргарет, и он, удивившись пересечению хода их мыслей, не успел согнать с лица выражение острой муки.

Женское чутье подсказало ей, что она коснулась больного места, и она быстро перевела разговор в другое русло:

– У тебя шершавые ладони, отчего это?

– Огрубели от работы, я ведь оружейный мастер.

– Вот не знала. Ты же собирался вступить в дело отца, торговать мануфактурой.

– Спасибо отцу, он позволил мне самому выбрать занятие, а меня всегда интересовало оружие. В Германии, когда удавалось, я работал подмастерьем.

Джонатан снял с пояса небольшой оружейный молоточек и протянул Маргарет. Она с интересом разглядывала его изящно изогнутую медную головку и ручку, инкрустированную перламутром.

– Так тебе нравится твое ремесло?

– Ну, вообще я достиг неплохих результатов, но, к сожалению, не нашел в нем того, что ты находишь в своем кружеве.

– Как интересно получилось, смотри: благодаря нашим отцам у нас есть любимое дело, правда?

– Да, и я очень благодарен своему отцу. Но твой, по-моему, совершил ошибку, так рано приучив тебя к работе.

– Не надо так говорить о нем, – проговорила она как можно спокойнее, хотя его замечание больно задело ее.

– Я только хотел сказать, что ты слишком часто оставалась наедине с собой.

– А тебе непременно хотелось бы видеть меня другой? – с вызовом спросила Маргарет.