Потому что ты любишь ненавидеть меня - [2]

О женщине, которую Рон так сильно напоминал, и манерой себя держать, и характером.

О монстре, имевшем все, но разрушавшем все, чего она ни касалась.

* * *

Рон оставил тепло и веселье праздничного ужина, устроенного его семьей, едва тот перевалил за середину, он ушел без единого взгляда сожаления. Это не означало пренебрежения к кому-нибудь персонально, нет, он вел себя так всегда.

Вечеринки, затевавшиеся под ярким знаменем рода Имурив, отличались от тех, что давали иные благородные семейства Оранита; здешние праздники были начисто лишены показушности. Ее заменяли дружеское общение, угощение и смех, и частенько в кульминациях — рассказы о подвигах молодости его матери.

Шагая по изогнутому коридору, Рон обнаружил, что отражение пристально вглядывается в него из округлой белой стены.

Несмотря на все усилия матери, ее вечеринки никогда его не интересовали. Несмотря на ее старания, чтобы он чувствовал себя одним из приглашенных, Рон знал, что его присутствие было — и всегда будет — ненужным. Он всегда окажется там чужаком. Празднования были со вкусом и умом организованными собраниями, отражающими высокий статус их рода.

На ледяной планете Искандия, в ее блистающей столице Оранит не встретишь ребенка, не знающего о семье Имурив.

Большинство вспоминали это имя с теплотой, ведь мать Рона, несмотря на все слухи, была любима. В качестве правителя Оранита она привела с собой эпоху неслыханного мира на целую планету, находившуюся под властью женщин.

Другие произносили название рода, хмурясь и мрачнея.

Имя, оскверненное убийством, отмеченное пятном чернейшего военного позора.

И подсвеченное огнем древнего, непостижимого чудотворства.

Рон шагал дальше и дальше по холодным, погруженным в сумрак коридорам ледяной крепости, и вскоре различил знакомый с детства жужжащий шум машин, осознал их успокаивающее, гипнотизирующее присутствие.

Потерявшись в их мягком мурлыкании, Рон остановился, мысли его обратились к прошлому: что за женщиной была его бабушка, как она выглядела для тех, кого любила? Какая женщина? Какой правитель? Что за матерью она была до того, как ее собственная дочь казнила родительницу за военные преступления?

Странно, но именно с бабушкой были связаны последние мечтания Рона — опаляющая расплата, кровь и слава.

Мечты о том, чему не суждено быть. По крайней мере, в его судьбе.

В судьбе любого мужчины Искандии.

Жужжащий звук сдвинутого стекла привлек внимание Рона, и он глянул назад, в ту сторону, где осталась вечеринка. Слуга в цветастом камзоле нес гостям очередную перемену напитков, а за ним катился поднос с закусками.

Звон стаканов и веселый смех просочились в коридор, и он ощутил желание вернуться, занять положенное место рядом с матерью.

Пока колебался, двери за слугой захлопнулись, тепло и веселье поблекли, стали воспоминанием.

Ничем, пустотой.

Рон повернулся и возобновил ночные блуждания по залам родовой крепости. Двинулся вдоль той стены, где лежала густая занавеска тени, касаясь время от времени гладкого белого паладриума. Стена мягко изгибалась, и светящиеся дата-линии оживали там, где он проходил, на уровне плеч и ног.

В любой момент Рон мог остановиться и задать полосе голубого сияния вопрос. Почти любой. И дата-линия отозвалась бы скорее, чем он успел моргнуть.

Но даже она не могла дать ответ ни на один из вопросов, мучивших Рона сильнее всего! И сейчас полыхание цвета неба было не более чем облегчающей дорогу подсветкой.

Бот размером не больше ботинка Рона, кренясь, выехал из-за угла, зашуршал дальше, торопясь доставить послание, зажатое в его выставленной конечности, похожей на щипцы. Послание наверняка предназначалось матери, или, что тоже возможно, его важной-преважной сестре.

Когда бот заметил Рона, замершего у полосы голубого огня, что струилась по стене, он остановился, издав тонкий писк.

Некоторое время машина медлила.

Затем крошечное металлическое существо откатилось назад, и после небольшой паузы возобновило свой чирикающий путь к цели, находившейся в банкетном зале где-то за спиной Рона.

Он подавил кривую усмешку.

Даже безмозглые роботы знают, что лучше не вставать на пути у Рона из Имурив. Наверняка рассказ о его последнем недостойном деянии добрался до всех слуг ледяной крепости Оранита.

Возможно, Рон не должен был отвешивать пинка этому нахальному боту, когда тот пересек ему дорогу на прошлой неделе. Хотя он не мог утверждать, что гнев полностью управлял его поступками в тот момент. Извращенная часть его сознания наслаждалась и полетом крошечной машины, и тем, как та с болезненным грохотом врезалась в паладриум стены в восточном крыле. Он в мрачном возбуждении наблюдал, как существо из металла с грустным чириканьем соскользнуло на пол.

Рон мало что контролировал в своей жизни, но по крайней мере имел власть над этим глупым созданием.

И все же вина все еще бередила душу, точно зазубренный кинжал — рану.

Рон нахмурился, сжал губы.

Нет. Он не был виноват!

Крохотный робот, лишенный души, не должен бросать вызова ему, человеку! Кроме того, нужно быть дважды глупцом, чтобы отвлекать Рона от чтения и ради чего? Ради глупейшей прихоти!