Потому что люблю - [41]
— Обвинить никто не обвинит, если будет все хорошо. А если вдруг война? Об этом мы в первую очередь думать обязаны.
Об этом он говорил и с командиром дивизии.
Его понимали. Но небо не любит скороспелых решений, оно не прощает ошибок, не терпит авантюризма. И то, что рождалось в трудном поиске на земле, требовало доказательств в воздухе. Сегодняшний полет Виктора Гая был одной ступенькой такого доказательства.
…Последняя фигура вписывалась в схему полета секунда в секунду. Небольшой доворот, и машина выравнивается. Все. Домой!
— «Клубничный-один», я «Клубничный-двадцать пять». Режим закончил. Разрешите выход на точку?
— Разрешаю…
И только теперь он снова подумал о Наде, о том, что самолет из Новосибирска если еще не зарулил на стоянку, то наверняка потихоньку подъезжает к аэровокзалу, и Надя сейчас, по-детски прижавшись носом к стеклу иллюминатора, вглядывается в толпу встречающих… И пока ей Андрей или Ната не скажут, что он на полетах, она все будет взволнованно искать его глазами.
Впервые за многие годы Виктору Антоновичу захотелось быстрее вернуться на родной аэродром, увидеть издали уже обозначенную огнями взлетно-посадочную полосу, прицелиться в точку, отмеченную линейкой красных фонарей, и ощутить мягкий удар застывших колес о жесткий камень полосы. Подрулить к стоянке, снять высотные одежды, помыться в душе, выйти под звездное небо и глубоко вдохнуть запах скошенной у домика и уже почти высохшей травы.
И увидеть Надю. Ее живые глаза. Вздрогнувшие губы…
Его мысли резко оборвала вдруг подступившая тревога. Взгляд метнулся по циферблатам приборов и замер на манометре масляного давления — стрелка быстро ползла к нулю…
Уже в следующее мгновение Виктор Антонович нажал кнопку передатчика и сказал, не слыша собственного голоса:
— Я «двадцать пятый». Остановился двигатель. Высота — девять. Курс — девяносто. Давление — ноль.
Тишина захлестнула, подступила к горлу, навалилась на плечи.
— «Двадцать пятый», снижайтесь до шести тысяч. Нет ли у вас пожара?
Приборы пожар не показывают. Но если упало давление, значит, повреждение в системе маслопровода. Пожар может вспыхнуть в любую минуту.
— Я «двадцать пятый», высота — шесть тысяч.
— Выполняйте запуск двигателя.
При первой же попытке запустить двигатель тревожно замигала сигнальная лампочка — в хвостовом отсеке пожар. Двигатель заклинило.
— «Двадцать пятый», вам стропа. Вам стропа… Немедленно оставляйте самолет. Как поняли?
И в это самое мгновение Виктор Антонович увидел под собой густое мигание городских огней. Где беспорядочной россыпью, где стройными рядами. Неуправляемая машина, начиненная полным боекомплектом и сотнями килограммов керосина, подобно бомбе с подожженным фитилем, неслась на вечерний город, на головы одетых в домашние халаты женщин, на улыбающихся во сне малышек…
— «Двадцать пятый», я вам приказываю покинуть самолет, — услышал Виктор Антонович голос Сироты. — Ты меня слышишь, «двадцать пятый?»
— Слышу, — сказал летчик сухо. — Самолет снижается на точку. Принимаю меры.
Он окинул взглядом город, и ему показалось, что окраина ближе с его левой стороны. И Виктор Антонович плавно развернул влево отказывающийся повиноваться самолет. На мгновение оглянулся, и в его глазах отразились срывающиеся с обшивки короткие лоскуты пламени.
— «Двадцать пятый»!. Виктор!.. Немедленно катапультируйся! Я приказываю! Слышишь, немедленно!
Конечно, он слышит. Но до окраины еще несколько секунд… Надо удержать штурвал, чтобы пылающий самолет не рухнул на маленькие и хрупкие домики города. Всего несколько секунд… Совсем немножко. Вон за эти огни. Там уже чернильным пятном расползалось безлюдье, туда дотянуть…
Все. Можно катапультировать.
Он убрал с педалей ноги, затылком прижал голову к спинке и потянулся к красной ручке…
Пиропатрон сработал безукоризненно, и катапультное сиденье, окрасившись на мгновение цветом пожара, реактивным снарядом рвануло в зенит. Когда сработала парашютная система и тугой хлопок задержал падение, Виктор Гай увидел почти под собой горящие обломки самолета. В обступившей вдруг тишине он даже услышал, как языки пламени с шипением и треском слизывали с металла авиационный лак. Мигающая чернота надвигалась быстро и неумолимо. Густо запахло хвоей; затем сильный и неожиданный удар снизу отозвался горячей болью в бедре и затылке, перед глазами поплыли черные матовые шары. Задержав усилием воли ускользающее сознание, Виктор Гай увидел рядом длинные, очищенные от коры бревна и высокие кучи еловых ветвей.
«Угораздило же меня на эти дурацкие бревна, — подумал он, — куда удобнее было бы опуститься на еловые ветви…»
Еще он подумал о том, что случайный отказ техники спутает теперь все планы, поломает задуманное дело, что, хотя его вины в случившемся и нет, все равно уже теперь никто не захочет его поддержать, даже Сирота. «До первой ошибки…» Но его ли это ошибка?..
Конечно, его. Командир отвечает за все…
И еще он успел подумать, и даже не подумать, а расшифровать тупую боль у сердца, отчетливо почувствовать, как чертовски хочется жить, пусть трудно, пусть сложно и часто безрадостно, но жить! С болью, с бесконечной тоской и короткой радостью, но жить!
Роман-дилогия «К своей звезде» посвящен жизни летчиков военной авиации. Его герои – пилоты, командиры и подчиненные, их друзья и близкие, жены и дети, – живут своими особенными, непростыми судьбами. В них тесно переплетаются разные мотивы и устремления – здесь и достижение высот летного мастерства, и любовь к близким, и необходимость поступаться личными интересами для защиты своей страны, и нежелание переступать через свою честь, и многое другое. Герои по-разному смотрят на жизнь, по-разному складываются и их пути, но и преодолевая обстоятельства, они не изменяют себе.Этот роман – гимн НАСТОЯЩИМ офицерам, истинным патриотам и тем, для кого все также важны честь и профессионализм.
Женька улетала в Якутск и благодарила судьбу, что в трудную минуту встретила хорошего человека, что память о нем она будет хранить всю жизнь, и если когда-нибудь у нее будут дети, она и детям расскажет про сильного, доброго, умного доктора Олега Викентьевича Булатова, который спас заболевшую абитуриентку.Но первая, случайная встреча не стала для них единственной…Повесть. Отрывок из романа «К своей звезде».
Его арестовали, судили и за участие в военной организации большевиков приговорили к восьми годам каторжных работ в Сибири. На юге России у него осталась любимая и любящая жена. В Нерчинске другая женщина заняла ее место… Рассказ впервые был опубликован в № 3 журнала «Сибирские огни» за 1922 г.
Маленький человечек Абрам Дроль продает мышеловки, яды для крыс и насекомых. И в жару и в холод он стоит возле перил каменной лестницы, по которой люди спешат по своим делам, и выкрикивает скрипучим, простуженным голосом одну и ту же фразу… Один из ранних рассказов Владимира Владко. Напечатан в газете "Харьковский пролетарий" в 1926 году.
Прозаика Вадима Чернова хорошо знают на Ставрополье, где вышло уже несколько его книг. В новый его сборник включены две повести, в которых автор правдиво рассказал о моряках-краболовах.
Известный роман выдающегося советского писателя Героя Социалистического Труда Леонида Максимовича Леонова «Скутаревский» проникнут драматизмом классовых столкновений, происходивших в нашей стране в конце 20-х — начале 30-х годов. Основа сюжета — идейное размежевание в среде старых ученых. Главный герой романа — профессор Скутаревский, энтузиаст науки, — ценой нелегких испытаний и личных потерь с честью выходит из сложного социально-психологического конфликта.
Герой повести Алмаз Шагидуллин приезжает из деревни на гигантскую стройку Каваз. О верности делу, которому отдают все силы Шагидуллин и его товарищи, о вхождении молодого человека в самостоятельную жизнь — вот о чем повествует в своем новом произведении красноярский поэт и прозаик Роман Солнцев.
Владимир Поляков — известный автор сатирических комедий, комедийных фильмов и пьес для театров, автор многих спектаклей Театра миниатюр под руководством Аркадия Райкина. Им написано множество юмористических и сатирических рассказов и фельетонов, вышедших в его книгах «День открытых сердец», «Я иду на свидание», «Семь этажей без лифта» и др. Для его рассказов характерно сочетание юмора, сатиры и лирики.Новая книга «Моя сто девяностая школа» не совсем обычна для Полякова: в ней лирико-юмористические рассказы переплетаются с воспоминаниями детства, героями рассказов являются его товарищи по школьной скамье, а местом действия — сто девяностая школа, ныне сорок седьмая школа Ленинграда.Книга изобилует веселыми ситуациями, достоверными приметами быстротекущего, изменчивого времени.