Потому, что люблю - [4]

Алексей искал работу.

В поезде им посоветовали выйти на этой станции:

«Работу в два счета найдешь — большущий химкомбинат строится!»

Хозяйка, правда, попалась им... За каждый шаг плати. С вечера накормила их, уложила спать на свою постель: «Вам у меня понравится, не хуже, чем дома! А перинку какую я вам уступила? На ней самое важное начальство не побрезговало бы поспать!», а утром «счет» предъявила, вошла в комнату без стука:

«Доброе утречко! Как спалось? Что снилось на новом месте?»

Алексей и Надя наперебой принялись благодарить ее: и спали хорошо, и сны ннкакие не виделись, и тепло.

«Я того и хотела, к тому и дело веду,— сказала хозяйка. — А теперь, чтоб после разговору лишнего не было...— Она извлекла из кармана халата бумажку, положила на стол, придавив ее ладонью. — Вот... За постель с вас пятерка причитается. В сутки, а вы думали, за неделю? Курицу ели вчера? Ели! Целая она три рубля семнадцать копеек стоит, вам были крылышки отделены, посчитаем по полтиннику. За картошку ничего не возьму, не мелочная, а вот сахарец... сорок пять копеек. Денежки сразу на стол».

Уже от двери она обернулась, добавила, улыбнувшись:

«Водички там согреть — пожалуйста, кипяточку, по-стирушечку,— дело житейское, не стесняйтесь. И спите хоть до обеда».

И закрыла за собой двери.

Надя испугалась:

«Если мы за жилье столько платить будем!..»

Алексей еле успокоил:

«Найдем что-нибудь другое! Главное — мы вместе...»

И он искал, причем не спеша, искал, осматривался, примерялся, как человек с тугим кошельком в кармане: «Что понравится, то и куплю».

Не думал он, что ему придется уезжать из родного дома, от матери, куда глаза глядят. Да еще с молодой женой. Всего ожидал: ругани, упреков, слез, но чтобы их в дом не впустила?! Даже попрощаться не захотела!

Алексей и Надя просидели с друзьями в ресторанчике недолго: до веселья ли тут? Надя то и дело подносила к глазам платочек. Алексей попросил у жены товарища карманное зеркальце и поднес его, смеясь, к Надиному лицу:

— Полюбуйся-ка своим носом — краснее перца! Натерла!

Жена и не улыбнулась на шутку.

Друзья все понимали, заторопились вдруг, у каждого оказалось неотложное дело. Молодые супруги остались за столом вдвоем. Потемнел, подернулся пленкой соус на густо поджаренном цыпленке табака, бутафорской казалась горка оранжевых апельсинов.

— Пойдем, Надя.

На улице Алексей подержал на своих щеках Надины холодные ладони, поцеловал плотно сжатые, вздрагивающие губы.

— Увидишь, мать, должно быть, уже успокоилась, примирилась. Придем, а она, гляди, стол накрыла, увидишь...

И они увидели свои вещи на крыльце.

Алексей подергал дверь. Заперта. Постучал.

Постучал осторожно.

Никто не отозвался.

— Ничего, Надюша, ничего,— бормотал Алексей.— Главное — мы вместе.

Надя, всхлипывая, согласно кивала.

Алексей понимал: он должен, обязан что-то сделать, найти выход, не торчать же им во дворе до утра! Пере-коротать ночь в дровяном сарае, что ли? Ничего себе — веселая перспектива! О себе он меньше всего думал, а ног Надя... Как ее родители уговаривали их остаться жить у них! Комнату отвели, лучшую мебель туда перетащили, но Алексей отказался: матери и без того тяжело. Уж если на свадьбу не захотела приехать! Телеграммой вызывали. Лелеет свою злость, подкармливает ее, словно костер сухими ветками.

Пойти к соседям? Не хочется, чтобы люди знали о скандале в семье. Перед Надей стыдно. Ох, как стыдно своей беспомощности!

— Алеша! — окликнул кто-то. Алексей резко повернулся на неожиданный оклик.

Соседка стоит у забора в накинутом на плечи теплом платке. Она видела, как мать выносила вещи, и все поняла.

— Я знаю, Алеша, твою матерь с давних времен, а вот понять так до сих пор и не пойму. Что ей от тебя надо было? Женился на хорошей девушке, все мы этого ждали, знает вся деревня, что у вас любовь сызмальства, ей бы радоваться сыновнему счастью, а она куражится. Идемте ко мне, идемте. Матерь все равно вас в дом не пустит, хоть вы всю Вольную улицу на ноги поднимите. Переночуете у меня, а там видно будет...

Соседка предложила им чаю, включила телевизор, обняла Надю, сказала:

— Не убивайся так, девонька! Мне бы твои печали... Все живы, здоровы, перемелется — мука будет.

По первой программе транслировали международные соревнования по художественной гимнастике.

Алексей напомнил:

— Надя, а ты к гимнастике ведь охладела! Помнишь, маленькая говорила: «Вырасту, гимнастеркой буду!»

Соседка, вздыхая, хлопотала у кровати, шуршала простынями, взбивала подушки:

— Мне рано вставать, так вы уж тут сами... Завтрак вам на плите оставлю, подогреешь, Надя. Поспите подольше, утром на душе посветлеет, все образуется. Покойной ночи! Счастливые вы!

— Это мы-то? — обиженно переспросила Надя.

— А то кто ж другой? — женщина смотрела на Надю с укором. — Вы любите друг дружку, никто не собирается вас разлучать... Тебе, Надюша, не придется бежать утром рядом с воинским эшелоном, бояться потерять нз виду руку, махавшую солдатской пилоткой, или спутать ее с другой... Так мы и расстались на всю жизнь... Вместо любимого мужа в доме похоронка жи-

1!СТ...

Надя не отозвалась, но плакать перестала. Она обняла Алексея за шею обеими руками, крепко прижалась к нему, да так и уснула. Стоило ему чуть шевельнуться, как ее руки тут же снова настороженно смыкались, она словно боялась, что он уйдет или его кто-то отнимет.