Потом наступит тишина - [88]
«Значит, будем наступать вслепую, — пробурчал Зоник. — Ладно, а что же мы должны говорить людям?»
«То, что ты услышал от меня. Положение трудное, но не драматическое, противник стремится прорваться, потому что находится в критической ситуации. Беречь патроны, драться спокойно, помня, что победа не за горами. Дивизия ведет наступление… Вот что самое главное».
Затихли шаги Векляра. Напрягаю слух в наступившей тишине, но Зоник молчит…
И все-таки майор не сдается.
«А что вы думаете на самом деле, товарищ генерал?» — после паузы спрашивает он.
Ну, сейчас он свое получит: Векляр не терпит таких вопросов.
Я ошибся, буря не разразилась, и я бы с удовольствием написал: «Векляр усмехнулся…», но не уверен в этом.
«Вы задаете ваш вопрос после всего того, что я вам сказал? Вы очень молодой политработник, Зоник, но со временем научитесь. Кто вам позволил задавать такие вопросы? Ну ладно, не будем об этом… Понимаю, вы хотите, чтобы я дал однозначную оценку, тогда вы успокоитесь и приметесь за работу. Дам ее тогда, когда захочу, понимаете?.. Или же это сделают за меня другие когда-нибудь потом… — И опять повторил то же, что вначале: — На войне чаще всего бываешь в такой ситуации, которая тебе полностью не ясна. В чем я могу ошибиться? В определении намерений противника? В оценке положения? Я не допускаю такой возможности, потому что никогда прежде не ошибался в главном. Запомни также, Зоник, враг тоже должен поверить, что моя оценка верна».
«Это все как-то странно, товарищ генерал. Ведь существует объективная оценка положения на фронте».
«Существует, существует… подсчитываешь, прикидываешь, рассматриваешь возможности, принимаешь решение. Главный итог можешь вычислить, исходя из статистики. Результат. Но фрагменты фронтовой обстановки, если хочешь вылепить из них целое, ты обязательно должен увязать со своей концепцией». (Не уверен, что точно записал.)
«А как командовать при таком положении?»
«Настойчивость, прежде всего настойчивость и уверенность в выбранной концепции. Если мы говорим, что ведем заградительные боевые действия, это означает, что так оно и есть и мы будем продолжать наступать! Почему я должен быть в окружении?! — неожиданно удивился он. — Немцы, пробиваясь клином с юга, находятся в окружении… И мы их в этом убедим».
«Это очень странно, товарищ генерал. Я думал, что мы мобилизуем солдат и офицеров на большую отдачу, сказав им правду…»
«Да ты опять за свое! Ничего ты не понял. Скажу еще проще: мы в настоящий момент находимся в таких условиях, что должны сами создавать свое положение. Так случается и в мирной жизни, и довольно часто. Власть формирует положение, формирует позиции людей. Иначе хаос не преодолеть. Мы не пробиваемся, а ведем борьбу, чтобы окончательно разбить ослабленного противника, атакуем фланги рвущегося на север врага, который дерется из последних сил. А теперь будь настороже, многое зависит от твоих парней: бойцы у нас не до конца прошли курс обучения, боятся танков, должны добывать опыт в боях. Итак, все зависит от инициативы и стойкости, прежде всего стойкости, на которую мы способны».
Шаги Векляра. Генерал закрыл дверь, и больше я уже ничего не слышал.
Вроде бы пока ничего еще не случилось, дивизия не понесла серьезных потерь, если не учитывать отход от Каменца. Крыцкий вел бой у Бёслица, у Адамчука были некоторые осложнения на западном участке. Таким образом, немцы впереди и сзади нас, но, как говорит наш генерал, «мы не находимся в окружении». Пусть так, я доморощенный стратег и, будучи в партизанах, командовать дивизией не обучался.
Штаб готовил приказ о наступлении. Когда я спросил Рошко, какие он добыл данные для разработки операции, он только рукой махнул. Попрошу-ка я при случае генерала, чтобы он определил меня в разведку, Рошко совершенно лишен способности предвидеть… Может, наконец пригодятся мой партизанский опыт.
Генерал взял меня с собой к Крыцкому. Живописно, очень красиво выглядят холмы, пересеченные зелеными полосами леса, домики на склонах под красной черепицей. Едешь и думаешь: «Какой спокойный и красивый край!» И вспоминаешь, что ты в Германии, что несешь сюда возмездие, и этим должен быть доволен. Может, оно и так. Гляжу на людей, вывешивающих белые флаги, — они тоже понимают, что война подходит к концу. Так зачем же это напрасное сопротивление? Этот вопрос не дает мне покоя. Результат уже известен с математической точностью, но мы должны добыть его в борьбе.
Крыцкий будет вести наступление из Бретвельде на юго-восток. Генерал беседовал с ним минут десять — пятнадцать, а меня в это время взяли в оборот знакомые ребята из штаба. Начальник связи полка, поручник, житель Варшавы с улицы Вильчей, припер меня к стенке: «Рассказывай, что знаешь, каково наше положение. У нас болтают, что связи с армией нет и нам, видимо, придется пробиваться».
Я отбивался аргументами Векляра. Он глянул на меня, вытаращив глаза, и сказал: «Ты что, дурачишь меня?»
«И не собираюсь, — говорю ему. — Зато ты ведешь себя, как старая баба. Мы просто маневрируем, понял?»
Он махнул рукой и ушел, явно обиженный. Если бы я сказал ему, что мы окружены, наверняка бы успокоился. У него закалка еще с Варшавского восстания, в трудных ситуациях чувствовал себя как рыба в воде. Такие уж мы все. Как когда-то сказал генерал: «Мы должны каждую вещь называть своим именем». Видно, для того, чтобы получить право на подвиг. Окружение, трагическое положение, необходимость собраться на большое дело — это до нас доходит. А что за подвиг — гнать удирающих фрицев? Даже смерть в таком случае кажется бессмысленной: люди гибнут, когда победа уже фактически достигнута.
Успех детектива вообще — это всегда успех его главного героя. И вот парадокс — идет время, меняются методы розыска, в раскрытии преступления на смену сыщикам-одиночкам приходят оснащенные самой совершенной техникой группы специалистов, а писательские и читательские симпатии и по сей день отданы сыщикам-самородкам. Успех повести «Грабители» предопределен тем, что автору удалось создать очень симпатичный неординарный образ главного героя — милицейского сыщика Станислава Кортеля. Герой Збигнева Сафьяна, двадцать пять лет отдал милиции, ему нравится живое дело, и, занимаясь поисками преступников, он больше доверяет своей интуиции, А уж интуицией он не обделен, и опыта за двадцать пять лет службы в милиции у него накопилось немало.
В повести говорится об острой политической борьбе между польскими патриотами, с одной стороны, и лондонским эмигрантским правительством — с другой.Автор с любовью показывает самоотверженную работу польских коммунистов по созданию новой Польши и ее армии.Предназначается для широкого круга читателей.
Збигнев Сафьян в романе «Ничейная земля» изобразил один из трудных периодов в новейшей истории Польши — бесславное правление преемников Пилсудского в канун сентябрьской катастрофы 1939 года. В центре событий — расследование дела об убийстве отставного капитана Юрыся, бывшего аса военной разведки и в то же время осведомителя-провокатора, который знал слишком много и о немцах, и о своих.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Суровая осень 1941 года... В ту пору распрощались с детством четырнадцатилетние мальчишки и надели черные шинели ремесленников. За станками в цехах оборонных заводов точили мальчишки мины и снаряды, собирали гранаты. Они мечтали о воинских подвигах, не подозревая, что их работа — тоже подвиг. В самые трудные для Родины дни не согнулись хрупкие плечи мальчишек и девчонок.
В 3-й том Собрания сочинений Ванды Василевской вошли первые две книги трилогии «Песнь над водами». Роман «Пламя на болотах» рассказывает о жизни украинских крестьян Полесья в панской Польше в период между двумя мировыми войнами. Роман «Звезды в озере», начинающийся картинами развала польского государства в сентябре 1939 года, продолжает рассказ о судьбах о судьбах героев первого произведения трилогии.Содержание:Песнь над водами - Часть I. Пламя на болотах (роман). - Часть II. Звезды в озере (роман).
Книга генерал-лейтенанта в отставке Бориса Тарасова поражает своей глубокой достоверностью. В 1941–1942 годах девятилетним ребенком он пережил блокаду Ленинграда. Во многом благодаря ему выжили его маленькие братья и беременная мать. Блокада глазами ребенка – наиболее проникновенные, трогающие за сердце страницы книги. Любовь к Родине, упорный труд, стойкость, мужество, взаимовыручка – вот что помогло выстоять ленинградцам в нечеловеческих условиях.В то же время автором, как профессиональным военным, сделан анализ событий, военных операций, что придает книге особенную глубину.2-е издание.
После романа «Кочубей» Аркадий Первенцев под влиянием творческого опыта Михаила Шолохова обратился к масштабным событиям Гражданской войны на Кубани. В предвоенные годы он работал над большим романом «Над Кубанью», в трех книгах.Роман «Над Кубанью» посвящён теме становления Советской власти на юге России, на Кубани и Дону. В нем отражена борьба малоимущих казаков и трудящейся бедноты против врагов революции, белогвардейщины и интервенции.Автор прослеживает судьбы многих людей, судьбы противоречивые, сложные, драматические.
Эта автобиографическая книга написана человеком, который с юности мечтал стать морским пехотинцем, военнослужащим самого престижного рода войск США. Преодолев все трудности, он осуществил свою мечту, а потом в качестве командира взвода морской пехоты укреплял демократию в Афганистане, участвовал во вторжении в Ирак и свержении режима Саддама Хусейна. Он храбро воевал, сберег в боях всех своих подчиненных, дослужился до звания капитана и неожиданно для всех ушел в отставку, пораженный жестокостью современной войны и отдельными неприглядными сторонами армейской жизни.