Когда трамвай остановился, я вышел и прежде чем пойти к Славке, присел в соседнем дворе на лавочку. Я сосредоточился на том, чтобы вспомнить, что произойдет, когда мы встретимся, но как ни пытался, ничего вспомнить не смог.
— Значит, что-то я помню, а что-то нет. Странно и непонятно. И вообще, что со мной происходит? Я отчетливо помнил последние часы той, будущей жизни, вплоть до того момента, когда, держа книгу в руках, лег на диван. Мог рассказать о событиях, которые произойдут в стране и мире, не всегда правильно, без точных чисел и дат, а то и вовсе перепутать хронологическую последовательность прошедших событий, да это и понятно. Вряд ли кто-то точно помнит события десятилетней, а уж двадцатилетней давности и подавно. Вспоминались отдельные эпизоды из собственной жизни, какие-то обрывки событий, встреч, разговоров, все всплывало в памяти и словно в кадрах кинохроники, мелькали перед глазами. Я обхватил голову руками, не понимая, что происходит. Было одновременно и страшно и непонятно. Я продолжал сидеть, держась руками за голову.
— Молодой человек, Вам плохо?
— Что? — испуганно ответил я и, подняв голову. Передо мной стояла пожилая женщина, с маленькой собачкой на поводке.
— Нет, все нормально, жарко, голова немного закружилась, наверное, — я поразмыслил, чтобы такое сказать, и добавил, — с перепоя.
— Тогда понятно, — она улыбнулась и пошла выгуливать своего питомца.
— С какого еще перепоя, ну и сказанул. Хотя впору и правда, купить бутылку и проверить действие её на организм, может, пройдут все эти глюки, — я приподнялся и направился, как ни в чем не бывало к Славику.
Дверь открыла его бабка. Старая сгорбленная старушка, вдобавок плохо слышащая, поэтому вечно орущая, поскольку считала, что остальные, как и она, тоже плохо слышат.
— Слава дома?
— Кто?
— Елизавета Михайловна, это я Алексей, Слава дома? — заорал я.
— Дома, дома, — услышал я Славкин голос, — кончай орать и заходи, — произнес он, выбегая в коридор. Он наклонился над бабкиным ухом и громко произнес:
— Бабуль, это Алексей ко мне пришел.
— А ну да, я вижу, что Алеша. Проходи милый. Слава дома.
Закатив глаза и сделав понимающие жесты, Славка позвал меня рукой пройти к нему в комнату.
Со Славой мы были знакомы давно, еще со студенческих лет. Он учился на другом факультете, но на втором курсе мы познакомились с ним в стройотряде. С тех пор мы довольно часто общались. После окончания института, многие разъехались по разным городам страны, а мы, получив распределение в Москве, и к тому же, живя недалеко друг от друга, стали видеться достаточно часто. Нас еще больше сдружило общее хобби. И я, и он собирали марки, поэтому регулярно два раза в месяц, мы встречались в клубе Горького, который находился недалеко от его дома, и потому нам было о чем поговорить. Накануне он позвонил мне и рассказал, что ему предложили купить оптом альбом марок, и он хотел, чтобы я посмотрел и посоветовал ему стоит его брать или нет.
Славка жил с родителями и бабушкой. Дед умер лет пять назад. Квартира была трехкомнатная, но очень маленькая. Комната Славы была всего семь квадратных метров, а может восемь. В ней стоял старый диван, письменный стол и узкая этажерка с книгами. Над столом висела большая карта мира, на которой розовым цветом выделялась наша страна, и было написано СССР. Я посмотрел на карту и подумал:
— Надо же пройдет совсем немного времени и никакого СССР не будет. Будет Россия, Украина и прочие страны СНГ. Вместе со страной, исчезнет ГДР, Югославия и вообще, весь мир станет совсем другим. Капитализм шагнет по планете, а с экранов телевизора будут вещать такое, о чем сейчас даже представить себе невозможно, а на каждом углу, особенно в центре, будут красоваться таблички «Обмен валюты».
— Проснись, соня, — услышал я Славкин голос, — ты чего с похмелья?
— Скажешь тоже.
— Как, ты же сам говорил, что намечается гулянка, и потому ты возьмешь отгул?
— Да какой там. Так совсем малость гульнули. У Зинаиды Петровны день рождения на работе отмечали. Но это так чистый символизм. Так что все в порядке.
— Тогда понятно, а то я смотрю, ты пялишься на карту, словно впервые видишь и пытаешься в ней что-то рассмотреть, а взгляд, как у бешеной селедки, — он засмеялся.
В ответ я тоже криво усмехнулся, и произнес:
— Ладно, показывай, что ты решил прибомбить?
Славик достал альбом и положил его передо мной. Я медленно перелистал его, чтобы сначала оценить весь материал в куче. Это были, как мы называли, Советы. Сразу было видно, что собирал их не коллекционер, а начинающий. Большая часть была гашенка, серии разбиты и марки были самых разных лет. Встречались и довоенные, и послевоенные, и современные, семидесятых годов. Оценив коллекцию в целом, я про себя сразу назвал её как мусор. Теперь надо было посмотреть, нет ли в ней случайно стоящих марок, которые смогут по стоимости потянуть больше, чем все марки в альбоме вместе взятые.
— Так, дай-ка мне лупу, пинцет и каталог.
Я машинально перевернул две страницы альбома, поскольку мысленно определил, на что стоит обратить внимание. Пять невзрачных марок теснились внизу на третьем листе. Я достал марки и посмотрел на них клей, родной он или новодел, нет ли следов от наклеек, затем проверил на заломы и отсутствие следов вытравления штампа, а также целостность всех зубцов, только после этого полистал каталог и, найдя в нем эти марки, показал Славику.
