Потерянный мальчишка - [67]

– Мы все любили тебя, и потому любили Питера, которого любил ты. А когда ты перестал, то и мы все перестали. Ты всегда заставлял нас смотреть на все твоими глазами.

Если бы я знал, что у меня над парнями столько власти… я мог бы бежать раньше. Я мог бы спасти больше мальчишек.

Я так долго не видел, какой Питер на самом деле. Он меня ослеплял, и сейчас у меня кишки скрутило от стыда.

Это тоже часть взросления? Когда смотришь на все плохое, что ты сделал, а не только на хорошее, и понимаешь, что у всех твоих ошибок были последствия?

Питер постоянно совершал ошибки: он был беспечный, он делал другим больно. Но его это никогда не тревожило, ничуть. Он моментально об этом забывал. Вот что значит быть мальчишкой.

Я больше не мальчишка.

И тут она закричала, и еще раз. Ее крик разнесся по дюнам, громкий и пронзительный.

Питер. Питер их нашел.

Я бросил всю свою поклажу и побежал что было духу, чтобы спасти Сэлли, спасти Чарли.

Я снова бежал.

Глава 17

Кивок тоже побежал со мной, но вскоре отстал. Я слышал, как он пыхтит и кашляет, стараясь не отстать. А крик Сэлли все не смолкал.

Не знаю, сколько я бежал, слыша, как этот крик трепещет в воздухе… а потом он смолк.

Когда он смолк, я побежал еще быстрее, хоть и не ожидал, что смогу. Казалось, мое тело уже потеряло способность чувствовать боль или усталость. Я не чувствовал ничего, кроме страха – кроме отчаянного стука сердца, который меня подгонял.

Мысленно я видел Сэлли лежащей на берегу с раскинутыми косым крестом руками, как Грач, с громадной красной улыбкой на горле – там, где улыбки быть не должно.

Ее синие глаза открыты и пусты, облако темных волос вокруг головы. Точно так же, как у моей матери.

Потому что Питер именно это делает. Стоит мне кого-то полюбить – и он их отнимает. Мне вообще не надо было ее любить. И Чарли. И Кивка.

И Тумана, и Грача, и Дела… вообще никого.

Даже мою мать. Я ее любил – и Питер ее от меня отсек, быстро, как пират… кто он и есть на самом деле. Он забирает то, что ему нужно, а остальное бросает.

Луна была полной, как всегда на острове, наблюдая за всем своим холодным-холодным глазом. Времена года менялись, а луна – нет. Кружок луны был братом Питера, никогда не менялся.

Луна освещала песок и океан, словно днем, но поначалу я их не увидел. А вот шлюпку – увидел: в этом Чарли не ошибся. Но зачем нужна шлюпка, если Чарли и Сэлли умерли?

А потом я все-таки их увидел. И все оказалось хуже – гораздо хуже, чем я воображал. Питер не перерезал Сэлли горло, бросив ее, чтобы я ее оплакивал.

Он привел на берег крокодила.

Я знал, что Питер специально это подстроил, потому что крокодилы всегда держались вблизи от пруда. Ни один из них не пошел бы бродить по лесу и не добрался бы до границы болота и моря. За все годы, которые я здесь провел, я такого не видел.

Громадный крокодил с вздутым брюхом, волочащимся по песку, гнался за Чарли с удивительным проворством.

Питер парил высоко над песком и хохотал над бегущим Чарли, который пытался добраться до спасительных скал в дальней стороне пляжа. Мальчишка был так напуган, что постоянно петлял, едва успевая уворачиваться от щелкающей пасти. Я услышал тихий испуганный скулеж, который у него вырывался.

Я не сомневался, что даже если Чарли удастся добраться до скал, Питер его сграбастает и бросит прямо крокодилу в пасть. Питер уже бросил притворяться, будто ему кто-то важен. Не перед кем стало притворяться: почти все мальчишки погибли, а оставшиеся больше в него не верили.

Я бежал, не зная, как снова это сделаю – зная только, что если я вовремя Чарли не догоню, его точно сожрут. Я жалел, что не догадался прихватить стрелы, потому что с самым огромным удовольствием сшиб бы Питера с высоты и смотрел, как он горящей звездой падает на землю.

На песке были следы темной крови. Краем глаза я заметил что-то – что-то, похожее на Сэлли.

Или на то, что раньше было Сэлли.

Если Сэлли погибла, мне ей не помочь. Сейчас нужно было подумать о Чарли.

Кажется, Питер пока меня не заметил: он был слишком занят тем, что умирал со смеху, глядя, как Чарли пытается добраться до скал.

Когда я в прошлый раз поднялся на скалы, мне пришлось собирать то, что осталось от шести мальчишек, и хоронить их всех. Я не хотел снова это делать. Мне казалось, что я не выдержу, если мне придется засыпать Чарли землей.

Крокодил щелкнул зубами – и на этот раз поймал Чарли за ногу. Малыш завопил от ужаса: зверь порвал ему штаны и зацепил зубами ногу, но он пока еще не был пойман.

Я рванулся вперед с кинжалом в левой руке и запрыгнул крокодилу на спину. Его чешуйчатая спина расцарапала мне голую грудь, и я почувствовал, как тварь напрягла мышцы. Крокодил дернулся, пытаясь перекатиться и сбросить меня, но я с силой сдвинул колени и правой рукой зажал ему челюсть, чтобы он не мог ею двигать, а потом изо всей силы полоснул ножом ему по шее.

Этого было мало, хотя мне на руку полилась кровь, а крокодил стал корчиться, стараясь сбросить меня, чтобы пустить в ход зубы и когти.

Питер крикнул:

– Джейми, это не честно! Это не весело!

Я не знал, где сейчас Чарли, но надеялся, что он спрячется от Питера. Мне трудно было следить за чем-то кроме крокодила, который дергался подо мной, хлестал хвостом и мотал головой из стороны в сторону, отчаянно стараясь от меня избавиться.