Потерянный мальчишка - [62]

Мы шли всю ночь и добрались до дерева и туннеля, и я был ужасно уставшим, и мне уже казалось, что мама – это какая-то очень давняя сказка.

Мы пробрались через туннель, и я впервые ощутил запах острова, запах деревьев, моря и сладких плодов – и запахи города пропали. А потом мы с Питером рвали фрукты на лужайке, и он показал мне, как снимать с них шкурку ножом. На ноже были красные пятна, но я не обратил на них внимания, потому что видел только, как Питер мне улыбается.

* * *

– Джейми, ты меня раздавишь!

– Джейми, отпусти его! Он дышать не может.

Я открыл глаза – и увидел Чарли у меня на коленях, проснувшегося. Сэл наклонялась надо мной, дергала меня за руки.

– В чем дело? – спросил я.

– Ты меня чуть не раздавил! – сказал Чарли, упираясь ладонями мне в грудь.

– Тебе что-то приснилось, – добавила Сэл.

Я разжал руки, и Чарли поспешно высвободился. Я потер щеки ладонями. Лицо у меня было мокрое, хоть я и не понял, от пота или от слез.

– Что тебе приснилось? – спросила Сэл.

– Мой обычный сон. Женщина с голубыми глазами и черными волосами, с перерезанным горлом, – ответил я. – Я только сегодня понял, что это была моя мать.

– И?.. – поторопила меня Сэл, которая сразу поняла, что это не все.

– А убил ее Питер.

Не понимаю, как я мог забыть ее, забыть маму, которая так сильно меня любила, забыть, как она загораживала меня от отца и старалась уберечь. Я ощутил острый стыд из-за того, что она так легко меня потеряла, что я убежал с незнакомым пареньком и оставил ее там.

Я оставил ее одну. Одну, с крысами, которые могли обглодать ее, пока ее кто-нибудь не нашел бы – может, мой отец, может, соседка, может – благодушный пьяница, забредший в проулок поссать.

Но Питер сбил меня с толку. Определенно. Он сказал мне, что это я буду виноват, что обвинят меня. Я был испуган и не соображал, и единственный важный для меня человек смотрел на меня пустыми голубыми глазами, а рука Питера обещала мне спасение от повешения, которое мне показалось неизбежным. Кто поверит маленькому мальчику, особенно мальчику, измазанному кровью матери?

Так что когда он взял меня за руку, мне было проще оставить ее, проще убежать от этого ужаса, проще забыть о том, что она меня любила, особенно когда Питер постоянно требовал, чтобы я забыл, повторял, что ничего из Другого Места не имеет значения, что теперь есть только мы с ним.

Я любил ее – и я ее забыл. Отчасти виноват был Питер, но и я тоже. Мне хотелось забыть.

Мой гнев на Питера разгорелся еще жарче, но горе и стыд были чуть ли не страшнее. Я вспомнил свою мать только для того, чтобы вспомнить, что я наделал.

Я оставил ее там, тянувшую ко мне руки. Последняя ее мысль была обо мне, а я ее оставил.

Чтобы убежать с чудовищем, которое ее убило.

Сэл ахнула и прижала ладонь к губам, хотя, кажется, не удивилась… или не особенно сильно. Именно так Питер и мог поступить, если ему кто-то был нужен, а кто-то другой стоял у него на пути.

Питер не любил препятствия, особенно если они имели человеческую форму. Они были просто чем-то, через что надо было перепрыгнуть – или что надо было повалить. Люди его не волновали.

Он и правда все очень хорошо обставил. Он искал меня (Питеру не подошел бы просто любой мальчишка), и нашел мальчишку, у которого были нужные ему качества. Потом он следил за мной и ждал удобного случая. А когда этот случай представился, он убил ее, а потом запутал меня так, чтобы я испугался. И как только я испугался, он смог заставить меня делать все, что ему захочется, а он представился моим спасителем и заставил почувствовать себя особенным и любимым, а потом выдавил из меня все воспоминания о моей матери.

Питер выбрал меня первым. Он отсек меня от стада и взял на остров, а я был слишком мальчишкой, чтобы помнить, чего лишился. Я помнил только все те дни, когда тут были только мы с Питером, и как мы были тогда счастливы.

Но вот песенка осталась – та песенка, которую мне пела мать. Неудивительно, что он терпеть не мог ее слышать. Ему хотелось, чтобы я сбросил всю свою жизнь в Другом Месте, словно старую кожу, но никак не мог добиться, чтобы ее кусочки ко мне не цеплялись.

И тогда все, чего я лишился, поднялось во мне – та жизнь, которая у меня была бы без Питера. Да, отец у меня был пьяный осел и избивал нас. Но мы копили деньги, мы с мамой. Мы собирались уйти от него и подыскать тихое местечко вдали от города, где были бы в безопасности.

И я вырос бы, а моя мама состарилась бы, но у нее появились бы внуки, которых она могла бы целовать, обнимать и крепко прижимать к себе. Была бы жизнь – Питер сказал бы, что она скучная и обыкновенная, но это была бы настоящая жизнь, подчиняющаяся естественному ходу вещей.

Неестественно, когда мальчишки вечно остаются мальчишками. Нам положено расти, заводить собственных мальчишек и помогать им становиться мужчинами.

Я ощутил острую боль в боку, а потом – в руках и ногах, а на подбородке – что-то колкое и чесучее.

Чарли выпучил глаза.

– Джейми, у тебя борода!

Я потер лицо. Это была не совсем борода, но на местах, которые раньше были гладкими, появился пушок.

Сэл стукнула меня по плечу.

– Я же просила тебя не расти слишком быстро! Мы договаривались расти вместе.