Потерянный Ковчег Завета - [29]

— Отличный он парень, наш Рувим. Вот только иногда мне сдается, он слишком много куда впутывается. В такие дела, куда ученому и просто джентльмену соваться вовсе не обязательно. А как у тебя обстоит дело с Ковчегом?

— Я никак не могу выстроить для себя четкую концепцию — и Ковчега, и человека, который его построил. Моисеем я заинтересовался еще с тех пор, как прочитал «Моисей и монотеизм» Фрейда, а теперь вижу: чтобы лучше разобраться в сути Ковчега, нужно лучше понять личность Моисея.

— Хорошо помню другую прекрасную статью Фрейда — про скульптуру Моисея работы Микеланджело в церкви Сан-Пьетро-ин-Винколи[20] в Риме, — сказал Наки. — Сильную отрицательную энергию, исходящую от этой статуи, Фрейд объясняет тем, что в ней отражена попытка Моисея подавить свой гнев, когда он узнает об отвратительном поступке израильтян.

Зная о некоторой слабости Наки к лести, я ввернул:

— Вот что интересно: Микеланджело изобразил Моисея с рогами благодаря ошибке в латинском переводе Библии — самый лучший пример того, насколько важно иметь хороших лексикографов вроде вас.

Рога на голове у Моисея — результат неверной передачи в Вульгате (латинском переводе Библии) древнееврейского корня «крн», который может означать «светиться» и «рога». Иероним, переводивший Библию на латынь, понял его совершенно неверно.

— Да, Иероним не очень-то старался. Мог бы без труда понять верное значение из контекста. — И с кривой улыбкой Наки процитировал еврейский текст Библии, описывающий Моисея, когда он спустился с Синайской горы, неся скрижали Завета: «И увидел Моисея Аарон и все сыны Израилевы, и вот, лице его сияет, и боялись подойти к нему».[21]

Я принес Наки еще один бокал вина и спросил, что он думает о куда более противоречивой работе Фрейда «Моисей и монотеизм».

— Фрейд начал ее писать примерно в тысяча девятьсот тридцать четвертом году, — сказал Наки. — Как раз тогда, когда стал разваливаться мир, в котором я вырос и который знал. К власти пришли нацисты, они сжигали не только труды Фрейда, но и целые еврейские библиотеки и частные собрания книг, что мне, как библиофилу, было особенно больно. Тогда-то, считаю я, в Европе стал меркнуть свет. Помню слова Фрейда: «Прогресс налицо. В Средние века сожгли бы меня; теперь жгут лишь мои книги».

— Они и его бы сожгли, будь у них такая возможность, — вставил я, — но в тридцать четвертом этого еще никто не понимал.

— Именно, — согласился Наки, пробуя кларет, который подавали в «Гербе короля». — Статья — очень странная. Представим себе сцену. В тридцать четвертом Фрейду было семьдесят восемь лет, он умирал от рака челюсти, и вот по каким-то причинам в такое трудное, ужасное время он обращается к Моисею — еврейскому национальному герою, создателю самого священного для иудеев предмета — Ковчега. Видение Моисея у Фрейда было весьма своеобразное, нееврейское. Фрейд видит в Моисее египетского наследного принца, который обратился к еретическому для Египта монотеизму, насаждаемому фараоном Эхнатоном и совершенно чуждому для его сторонников-евреев, упорно цеплявшихся за политеизм. В конце концов евреи — по Фрейду — убили Моисея и лишь после этого, из-за угрызений совести, приняли его египетскую веру. И кстати, что-то в теории Фрейда есть, поскольку имя Моисей (Моше) — не еврейское, оно происходит от египетского «месу», в переводе — «ребенок».

Знаешь, — задумчиво продолжал Наки, — Фрейд смотрел на Моисея как на Фрейда. Как Моисей дал израильтянам Закон, регулирующий поведение человека, так и Фрейд дал свой закон, объясняющий его поведение. Нацисты, сжигавшие книги Фрейда, — это израильтяне, которые не принимали учения Моисея. Что-то вроде того. — Наки рассмеялся над самим собой. — А каким его видишь ты?

— Несгибаемый, жизнерадостный и умный еврей. Похожий скорее на Ариэля Шарона, чем на Фрейда. Суровый военачальник, который родился не на той стороне, немного жесткий. Я уверен, что его детство при дворе было нелегким — это объясняет, почему он, если верить иудейским преданиям, заикался. Ему нравились африканские женщины, и он не преминул огорчить своих брата и сестру, женившись на одной из них, кушитке. Представление Фрейда о Моисее как о египетском принце, жившем при дворе, довольно интересно. Это предполагает, что Ковчег может походить на искусной работы ларцы, найденные в гробнице Тутанхамона. Был ли сам Моисей светской личностью? Его описывают как человека кроткого, но в то же время способного впадать в неистовство. Во всяком случае, увидев, как надзиратель-египтянин избивает раба-еврея, Моисей пришел в такую ярость, что убил его на месте. Характер он имел неуправляемый. Он даже разбил скрижали Завета, когда увидел, как евреи поклоняются золотому тельцу. Хотя сами евреи, нечего и говорить, та еще головная боль. Вечно-то они жаловались. Любимый их припев: лучше, мол, нам было в рабстве египетском у котлов с мясом, чем свободным таскаться, как бедуинам, по голой пустыне. А потом они выдали ему свою коронную фразу: разве нет, мол, гробов в Египте, что ты притащил нас умирать сюда?

— Очень даже по-еврейски, — вздохнул Наки. — Знаешь, а твое представление о Моисее весьма близко к тому, каким описывает его иудейский историк первого века нашей эры Иосиф Флавий.