Потерянные цветы Элис Харт - [35]

– Сюда мы приносим цветы после того, как срезаем их на полях. Мы проверяем каждый цветочек, прежде чем направить его дальше. Они должны быть совершенными. Мы получаем заказы от покупателей отовсюду: наши цветы доставляют на кораблях в близлежащие и отдаленные уголки, в цветочные магазины и супермаркеты, на заправочные станции и рынки. Их носят невесты, и вдовы, и, – голос Кэнди дрогнул, – женщины, только что ставшие матерями. – Она погладила рукой одну из скамеек. – Разве это не волшебство, Элис? Цветы говорят за людей, когда слова оказываются бессильны, – по любому случаю, какой только можно представить.

Элис повторила движение за Кэнди и провела рукой по рабочей поверхности. Кто эти люди, посылающие цветы вместо слов? Как может цветок сказать то же, что слова? Как бы выглядела какая-нибудь из ее книг, содержащая тысячи слов, если перевести ее на язык цветов? Никто никогда не посылал цветов ее матери.

Она села на корточки, чтобы рассмотреть хранившиеся под скамейкой банки с инструментами для резки, мотки лески и маленькие ведерки с маркерами и ручками всевозможных цветов. Сняла колпачок с синего маркера и понюхала его. На тыльной стороне ладони она провела прямую вертикальную линию и другую – с изгибом: «Я». Через мгновение она дописала рядом: «тут». Заслышав приближение Кэнди, Элис стерла слова.

– Пссс, Элис Блю, – голова Кэнди вынырнула из-за скамейки, за которой притаилась Элис, – следуй за мной.

Они проскользнули между скамьями, мимо раковин и холодильников в другую половину мастерской, в которой была обустроена художественная студия. Там стояли столы, накрытые однотонными скатертями, уставленные баночками с краской и кувшинчиками с кистями. В другом углу стояли мольберты, табуретки и коробка, полная тюбиков с краской. На одном из столов лежали рулоны медной фольги, кусочки цветного стекла и баночки с инструментами.

К тому времени, как Элис дошла до закрытого уголка в конце студии, она забыла о мальчике. Она забыла о Джун и статуях отца. Она была целиком поглощена тем, что находилось перед ней.

– Уголок под буквой «Икс», – довольно хихикнула Кэнди.

С закрепленной наверху рамки свисали десятки цветов разной степени высушенности. Вдоль стены, служившей перегородкой, тянулась одна длинная скамья. На ней валялись инструменты, ткани, почерневшие от частого использования, и сухие лепестки цветов, разбросанные, оставленные здесь за ненадобностью, как одежда, сброшенная на берегу. Элис прижала руки к деревянной поверхности, вспоминая, как руки матери плыли по чашечкам цветов в ее саду.

На краю верстака лежал кусок бархата, на котором красовались браслеты, ожерелья, серьги и кольца, в них поблескивали спрессованные цветы в смоле.

– Это рабочее место Джун, – сказала Кэнди, – здесь она творит волшебство из историй, на которых был построен Торнфилд.

Волшебство. Элис стояла перед украшениями, каждый кусочек которых переливался на солнце.

– Все цветы Джун выращивает здесь. – Кэнди взяла в руки браслет, на котором висела подвеска с бледно-персиковым лепестком. – Она прессует их и замыкает внутри прозрачной смолы, а потом запечатывает в серебро.

Кэнди вернула браслет на место. Элис внимательно рассмотрела всю радугу других цветов, спрессованных в подвесках для ожерелий, сережек и колец. Каждый из них был запечатан навеки, каждый застыл в одной точке времени и при этом сохранил краски жизни. Они никогда не станут коричневыми и не рассыплются. Они никогда не пожухнут и не умрут.

Кэнди подошла ближе и остановилась рядом с ней.

– Во времена королевы Виктории люди в Европе изъяснялись при помощи цветов. Это правда. Предки Джун – и твои, Элис, – женщины, жившие давным-давно, привезли с собой язык цветов из-за океана, из Англии, пронесли его через поколения, пока Рут Стоун не доставила его прямо сюда, в Торнфилд. Говорят, что она долгое время не прибегала к нему – до той поры, пока не влюбилась и не начала говорить на языке цветов. Вот только она, в отличие от привезенного ею из Англии наречия, использовала лишь те цветы, которые дарил ей ее любовник. – Кэнди запнулась, ее лицо пылало. – Как бы то ни было, – начала она и снова прервала себя на полуслове.

Рут Стоун. Ее предок. У Элис свело скулы от любопытства. Ей хотелось нанизать кольца на каждый палец, прижать прохладные серебряные подвески к своей теплой коже, надеть браслеты на запястья и поднести серьги к своим непроколотым ушам. Она хотела носить на себе тайный язык цветов, чтоб суметь сказать все, что не мог произнести ее голос.

На другом краю верстака лежала маленькая самодельная книга. Элис осторожно подкралась к ней. Потрепанный корешок много раз чинили, перевязывая его многочисленными алыми ленточками. Надпись на обложке была сделана от руки – золотая каллиграфия с изображением красных цветов, похожих на прядильные колеса. Торнфилд. Язык австралийских полевых цветов.

– Рут Стоун была твоей прапрабабушкой, – сказала Кэнди, – это ее словарь. Годами наследницы Рут выращивали язык, как выращивали цветы. – Она провела рукой по уголкам ветхих страниц. – Он поколениями хранился в семье Джун. Точнее, твоей семье, – поправила она себя.