Потерянные цветы Элис Харт - [30]

А вот еще одна история, в которой только правда.

В тот день, когда Джун сказала нам, что поедет в больницу и привезет тебя домой, я была в мастерской, выкладывала под пресс орхидеи Голубая леди. Я всегда любила их больше других цветов, потому что их сердцевина окрашена в мой любимый цвет – цвет платья, в которое меня когда-то запеленали. Цвет, которому отдавала предпочтение своенравная дочь короля. Цвет под названием «Элис Блю».

Сладких снов, горошинка. Увидимся за завтраком.

С любовью, Крошка Кэнди

Воображение Элис наводнили картинки новорожденных младенцев, своенравных женщин и голубых платьев, превращающихся в цветы. Она жадно схватила капкейк, отогнула края оберточной бумаги и вонзила зубы в сладкий ванильный бисквит.

Она уснула с крошками на лице, прижимая к сердцу письмо Кэнди.

* * *

Кэнди наполнила водой старую жестянку из-под томатного соуса, чтобы полить травы в нише за раковиной. Воздух наполнился ароматами кориандра и базилика. Она приготовила к утру четыре чашки, поставив их возле чайника: суповую миску Джун, которую та любила называть кофейной чашечкой, походную кружку с отколовшейся эмалью, из которой неизменно пила чай Твиг, и свою собственную фарфоровую чашку и блюдце, которые Робин расписала вручную ванильными лилиями специально для нее. Четвертая чашка была маленькой и ничем не примечательной. При мысли о детском лице, в котором читалось горе, Кэнди взглянула на потолок, гадая, нашла ли уже Элис ее капкейк.

Она развешивала кухонные полотенца, когда спустилась Джун. Сноп света, падавший от вытяжки, погрузил ее лицо в глубокую тень.

– Спасибо, Кэнди. За капкейк. Это первый раз, когда я видела ее улыбающейся. – Она напряженно стиснула челюсти. – Просто невероятно, – сказала Джун дрожащим от слез голосом, – как она может быть настолько похожей на них обоих.

Кэнди кивнула. Именно по этой причине она сама пока не была готова встретиться с Элис.

– Завтра можно начать с чистого листа. Ты ведь так нам всегда говоришь, верно?

– Это не так-то просто, отнюдь нет, – пробормотала Джун.

Кэнди пожала Джун руку, выходя из кухни. По пути в спальню она услышала скрип открывающегося шкафчика со спиртным. Кэнди не могла припомнить, когда еще Джун пила так сильно, как с момента приезда полиции, сообщившей о Клеме и Агнес. Люди повсюду пытаются найти выход: Джун нашла его на дне бутылки с виски. Ее собственная мать, как представлялось Кэнди, нашла его в зарослях диких ванильных лилий. Кэнди через многое пришлось пройти, прежде чем она поняла, что ее выход – на кухне Торнфилда.

Она закрыла за собой дверь спальни и включила светильник возле кровати, комнату залил рассеянный свет. Почти все, что она любила, было здесь. Широкий подоконник с большими окнами. Ботанические рисунки Твиг: на всех – ванильные лилии. Все были с датами, и самая первая относилась к ночи, когда Твиг и Джун принесли Кэнди домой с болота. В углу – кресло и стол, на котором лежала ее книга рецептов. Ее одинокая постель, накрытая покрывалом с вышитыми эвкалиптовыми листьями; его к восемнадцатилетию Кэнди смастерила Нэсс – одна из Цветов, которая раньше жила тут. Пару лет назад из городка близ банановых плантаций к северу отсюда пришла открытка от Нэсс: она купила там себе домик. Некоторые женщины, такие как Нэсс, приходили в Торнфилд, пережидали, набирались сил, а потом уходили. Другие, такие как Твиг и Кэнди, знали, что навсегда обрели здесь дом.

Она села и выдвинула ящик прикроватного столика, достав оттуда ожерелье, которое она всегда снимала, пока готовила. Она надела его через голову и повернула подвеску к свету: чашечка из лепестков ванильной лилии, запечатанная в смоле и окаймленная стерлинговым серебром, цепочка тоже была серебряной. Джун сделала этот кулон к шестнадцатому дню рождения Кэнди, как раз перед тем, как девушка распахнула свое окно навстречу безлунному небу и выскользнула в темноту, пытаясь убежать от чувства утраты, ранившего ее душу.

Джун назвала своего сына в честь клематиса, яркого вьющегося растения с цветами в форме звезд. И именно таким Клем был для подросшей Кэнди – мальчиком, таким же влекущим, как звезда, мальчиком, которым она была одурманена. Она вечно слонялась за ним повсюду; он хмурился, но всякий раз ненароком поглядывал через плечо, чтобы убедиться, что она была там.

Кэнди подошла к окну и остановила взгляд на тропинке с краю поля, которая петляла среди кустарников и убегала к реке. Она была примерно того же возраста, что и Элис, когда Джун разрешила ей ходить на речку одной. Вернее, Кэнди думала, что она одна, мчась по петляющей тропинке через заросли деревьев. Но она, конечно, должна была сообразить, что Клем не позволил бы ей пускаться на поиски приключений в одиночку. Как только она добежала до реки, он вылетел на веревке, привязанной к эвкалипту над ее головой, и плюхнулся с криком в реку, заставив ее завизжать. Когда Кэнди пришла в себя, Клем отвел ее в укромную хижину, которую он построил из веток, палок и листьев совсем рядом с гигантским эвкалиптом. Внутри имелись спальный мешок, фонарь, перочинный ножик, коллекция речных камушков и любимая книжка Клема. Они сидели вместе, их колени соприкасались, пока он читал ей вслух, водя пальцем по картинке с Венди, пришивающей тень обратно к Питеру Пэну.