Посылка - [22]

В остальном у него были самые обычные мужские недостатки. Филипп задерживался с друзьями, не предупреждая ее, если они перемещались в очередной бар. Он храпел, заливал водой всю ванную комнату и за едой ставил локти на стол. Однажды забыл про годовщину их свадьбы и как-то раз в припадке бешенства швырнул чашку с кофе о кухонную стену (пятно все еще заметно), но еще никогда, никогда он не поднимал на нее руку.

Правда, Эмма никогда не давала повода.

– Мне очень жаль, – извинился он через несколько минут. Он отвел ее вниз, на кухню, где усадил за квадратный деревянный стол, за которым они раньше любили завтракать по выходным, любуясь видом из окна. Сад соседского дома полностью зарос, поэтому создавалось впечатление, что смотришь на лес.

Эмма кивнула и хотела сказать «Все нормально», но голос подвел ее и застрял где-то в горле.

Она вцепилась в пузатую кофейную чашку, из которой никак не могла сделать глоток. Филипп стоял у края рабочего стола, рядом с мойкой. Соблюдал дистанцию.

Не потому, что так хотел, – просто знал, что Эмме сейчас это необходимо. По крайней мере, несколько минут, пока голос страха у нее в голове не перестанет так громко кричать.

– Проклятье, мне очень жаль. – Филипп заскрипел зубами и взглянул на руки, словно не мог до конца осознать, что сделал.

– Нет. – Эмма помотала головой, обрадовавшись, что голос вернулся к ней, пусть и в виде какого-то хрипа. Это было совершенно правильно. Удар, от которого все еще горела щека, погасил пламень паники. Лишь после пощечины она перестала кричать и смогла успокоиться. – Я была абсолютно вне себя, – призналась она ему и одновременно подумала: «Мои пациенты чувствуют себя так же, когда доверяются мне».

Они тоже понимают абсурдность своего поведения, когда оглядываются назад?

Эмма думала, что кто-то посторонний захлопнул дверь ванной комнаты, но неожиданное возвращение Филиппа все объяснило.

Он забыл материалы для выступления в кабинете и был вынужден развернуться на автобане. Чтобы предупредить Эмму, он даже позвонил ей, но звонок перевелся на голосовую почту, потому что Эмма как раз лежала без сознания в гостиной.

– Я тут же бросился наверх, как только услышал твой крик, – сказал он.

Ее муж выглядел постаревшим на несколько лет, и Эмма боялась, что дело не только в освещении. Его виски поседели, волосы чуть поредели, лоб избороздили морщины, и причиной этому вряд ли был возраст – сорок лет, – скорее то, что полностью изменилось полгода назад: их жизнь.

Больше всего Эмме хотелось встать, протянуть к нему руку, провести по подбородку, побритому сегодня утром буквально на ходу, и сказать: «Не переживай, все хорошо. Поедем в Тегель[5], сядем на первый самолет и улетим – туда, где мы оба еще не были. Главное, как можно дальше. И оставим судьбу позади».

Но это было невозможно. Ей не дойти до двери. Черт, у нее нет даже сил, чтобы передвинуть кухонную табуретку. Поэтому она сказала лишь:

– Я думала, кто-то проник в дом.

– Кто?

– Понятия не имею. Кто-то.

Филипп грустно вздохнул, как маленький мальчик, который надеялся, что игрушка, которую он старательно чинил, снова заработает, но при первой попытке выяснилось, что ничего не вышло.

– Здесь никого нет, Эмма. Дверь в ванную захлопнулась, потому что я открыл входную дверь внизу. Ты же знаешь, какие здесь сквозняки.

Она кивнула, но скривила рот.

– Но это не объясняет звон.

– Какой звон?

Эмма повернулась на голос у себя за спиной. Йорго Капсалос, лучший друг Филиппа и его коллега по Управлению уголовной полиции, стоял в кухонном проеме. Это был второй мужчина, которого она увидела в спальне.

Сегодня утром Йорго заехал за Филиппом, но остался сидеть в машине. Сейчас он вошел в дом и смотрел на Эмму как всегда, когда они встречались: печально и с легкой надеждой.

Филипп не замечал тайных взглядов своего напарника или же ложно трактовал их, но Эмма догадывалась, что творилось внутри Йорго, когда он так меланхолично смотрел на нее. Хотя Эмма время от времени и использовала Конрада, чтобы заставить Филиппа ревновать, с чувствами Йорго шутить бы не стала. Потому что, в отличие от защитника по уголовным делам, напарник ее мужа далеко не голубой. Бедный парень был безнадежно в нее влюблен. И Эмма знала это еще до того, как на их с Филиппом свадьбе Йорго, в стельку пьяный, неразборчиво пробормотал ей в ухо во время танца, что она вышла замуж не за того парня.

– Какой звон? – повторил Филипп свой вопрос.

– Не знаю. Будильник или сотовый. Мне кажется, откуда-то с чердака.

С тех пор как оба взломали дверь в спальню и ворвались к ней в комнату, больше ничего не было слышно.

– Можешь проверить комнаты? – попросил Филипп своего напарника.

– Нет, пожалуйста, не надо! – Эмма тщетно пыталась подобрать слова, чтобы объяснить, что все это уже было.

Что однажды она уже проверяла комнату и убедила себя, что там никого нет, а потом была изнасилована. Конечно, это абсолютно иррационально и нелогично, но Эмма боялась, что они накликают беду и повторный обыск приведет к повторению катастрофы. Как если бы существовала таблица умножения зла. Уравнение с неизвестным под названием «опасность» и с предопределенным результатом «боль».