Построение квадрата на шестом уроке - [6]

Палец, однако, не отламывают – худому приходит в голову другая идея:

– Знаю, как надо.

Берет сумку со мздой и вертит у неподвижного перед глазами.

– Твое? Не твое? Неужели мое? Если не твое, значит мое?

Своим:

– Пошли.

Уходят с сумкой, оглядываясь.

Человек-статуя: ноль реакции.

Публика вяло расходится. Один, уходя, говорит неподвижному:

– Что ж ты в глаз ему не дал? Я б не сдержался, я б дал.

Ноль реакции.

Худой возвращается – лицо перекошено злобой.

– Ты думаешь, мне твоя сраная сумка нужна, твои рубли говёные? Да я эту дрянь на первой помойке выброшу – понял, урод?

Время проходит. Человек-статуя неподвижен. На палец надета пивная банка, губы перепачканы ярко-красной помадой, на лбу буква Х.

Проходящие с опаской и тревогой поглядывают на него. Замедляют шаг, чтобы тут же ускорить.

Продавщица хот-догов, женщина, в общем-то, некрасивая, говорит сочувственно:

– Сама весь день на ногах, я-то знаю, что значит стоять. А ведь я кручусь. А он не крутится.

Тот, к кому она обратилась, дает сдачу дочке:

– Снеси дяде.

– А там некуда положить.

– Ну, брось под ноги тогда.

Девочка бросает монетку неподвижному дяде под ноги.

Время проходит. Стемнело. Свет фонарей. Пространство пустынно.

Человек-статуя как стоял, так и стоит.

Два полицейских подходят. Смотрят. Молчат.

Один снимает с пальца живой статуи пивную банку (не порядок!).

Человек-статуя: легкое изменение положения – и снова застыл.

– Ну вы это… уходите уже. Больше никого не будет. Зачем?

Ноль реакции.

Полицейские находят верным уйти.

Продавщица хот-догов закрыла мини-вагончик.

Подошла к неподвижному.

– Ну, чего?.. Ничего?.. Нет никого. Все кончились. Гордый, что ли?

Раскрывает зонт, заносит его над неподвижным.

– Капает, – говорит продавщица. – Тебе нельзя.

Человек-статуя: легкий жест благодарности.

Продавщица – как о давно наболевшем:

– Господи! Почему так много говна?

Нет ответа.

Другим тоном:

– Я так и буду стоять? – закрывает зонт. – Ты как хочешь, а мне пора.

Человек-статуя неподвижен.

Затемнение – время проходит.

Двое стоят под зонтом (держит она) – у обоих отрешенные лица (каждый думает о своем, если о чем-нибудь думает): некрасивая женщина и человек-статуя с раскрашенными губами.

Мимо проходит бомж, не обращая на них внимания. Поднимает монетку. Удаляется прочь.

Это ночь.

Двое неподвижных под одним зонтом: некрасивая женщина и человек-статуя.

Дождь моросит.

Он потребовал клятвы

Утром я тогда стала с подарками разбираться, – Виталий Сергеевич, Виталёк мой, еще изволили в постельке нежиться, или мучиться было бы правильней, потому что головушке буйной бо-бо, хоть и не буйствовал он вчера в обычном понимании буйства, а держал себя чинно вполне – босс боссом. Не в упрек ему будет, он свое под конец сумел наверстать, да и мне сейчас аскорбиночка после теплого душа весьма подошла. А подарки ему сплошь прикольные, бесполезные для хозяйства и какой-либо практики, – но ведь это любому известно, какой он противник условностей, и тот из вас промахнется, кто на полном серьезе одарить его ценным предметом захочет. Часть даров Лёня-шофер еще ночью в офис отвез – памятные кирпичи, гирь набор, бронзовую кувалду, настоящий штурвал – под метр диаметром, табуретку – ровесницу виновника торжества… Ну а то, что было полегче, доставили к нам домой на Зеленую улицу – мелочь всякую вроде стреляющего будильника или кожаной плетки ковбоя, или тапочек с фонариком, зажигающимся при ходьбе, или вечного двигателя с неугомонной вертушкой. И цветы, много цветов – это мне, я не скрою, я рабыня условностей.

Виталий Сергеевич мой ценит репутацию оригинала. В сферах, отвечающих его интересам, среди управленцев данного уровня такое редкость большая. Был один известный чудила – теперь на волю малявы пишет. Тут, кроме прочего, чувство меры должно быть. Чувство меры и такт. А иначе тебя не поймут. Не пойдут за тобой в твоем направлении.

Ну так стала я, значит, подарки разбирать поутру – что себе, что в подшефные ясли отдать, что в подшефный дом престарелых, – и вдруг замечаю среди этих прикольностей вещь одну, о которой не знаю, что и подумать. Так и оцепенела, увидев. А тут выходит из спальни Виталий Сергеевич в новом элитном далеко не прикольном халате цвета «слоновая кость» (это ему от меня – и ничто не подвигнет меня на глупые бесполезности, – я ж сама, посмотреть на меня, уникальный подарок, дорогой и не бесполезный отнюдь), весь выходит красавчик такой, несмотря на здоровье – весь такой он весь из себя у меня весь герой – весь взбодренный, молодец молодцом, сорок пять и не дашь, да и я, посмотреть на меня, ничего, хороша, вовлекательна, потому что уже марафет наведен и невозможны претензии к моей боеготовности. Но, надо честною быть до конца, освятить это утро актом любви, признаюсь, нам бы было обоим не очень-то в радость, если бы мы оба на это сумели данным утром решиться, – вот я тут ему и скажи:

«Виталёк! Посмотри, что тебе подарили!»

«Что такое, Дудуня?» (он Дудуней меня называет).

«Да ты сам посмотри!»

«Это что?» – произносит, уставясь на это.

«Книга!» – я говорю.

Он глядит и, я вижу, сам не верит глазам:

«Книга? Мне?»

А то действительно книга.