Постправда: Знание как борьба за власть - [103]
Однако ее никак нельзя считать фантастической. В самом деле, указанное превращение ущерба во благо должно становиться все более значимым, когда те резкие перемены, которые в прошлом потребовали бы военной агрессии или предпринимательского гения, сегодня могут допускаться или же просто провоцироваться проективными исследованиями, постоянно применяющимися в прогнозировании. Например, Лаборатория компьютерных наук и искусственного интеллекта MIT недавно представила оценку, согласно которой все такси Нью-Йорка можно заменить 3000 совместно эксплуатируемыми автомобилями с полностью занятыми посадочными местами вроде тех, которые уже используются в Uber, что позволит скорректировать поток автотранспорта и снизить нагрузку на окружающую среду [Cooke, 2017]. Недостатком такого предложения является то, что таксисты потеряют средства к существованию. Конечно, отреагировать на такое исследование можно по-разному, в том числе попытаться помешать ему стать рабочей программой. Например, можно заказать исследования противоположной направленности, что соответствовало бы превращению науки в служанку войны. Однако такая деструктивная программа способна включить и некоторые планы по перепрофилированию уволенных таксистов, показывающие, что для общества будет выгоднее, если они не будут выполнять ту работу, которой первоначально обучались. В таком случае наука использовалась бы, скорее, в качестве агента божественной справедливости, то есть разновидности прикладной теодицеи, по решению которой водители внезапно утрачивают, причем не по своей вине, имевшееся у них ранее сравнительное преимущество. Довольно очевидно, что справедливость такой программы будет зависеть от того, что выйдет из подобного перепрофилирования.
В этом пункте стоит обратить внимание на то, что «форсированное правление» определяет «ответственную инновацию» в достаточно глубоком, но при этом трудноуловимом смысле. В выражении «ответственная инновация» вполне допустимо расслышать представление о том, что инновация может быть безответственной, чего, конечно, надо избегать. Однако я имею в виду нечто другое, а именно то, что инновация неизбежна, так что задача в том, чтобы распространить зону «ответственности» на весь ее процесс. Или, точнее, поскольку она сама должна считаться основным компонентом человеческого прогресса, было бы безответственным не развивать ее, пусть даже в некоторых случаях определенные инновации приводили к резким переменам или даже к катастрофам. Собственно, форсированное правление – это страховка от любой антиинновационной реакции, возникающей после серьезного перелома: оно несет ответственность не только за, но и перед инновацией.
В конечном счете форсированное правление опирается на принцип проактивности, который выступает противоположностью принципа предосторожности, введенного в начале этой главы. Если принцип предосторожности повелевает «Не навреди!», то принцип проактивности говорит: «Без труда не выловишь и рыбку из пруда!». Мой главный ориентир здесь – Жан-Поль Сартр, утверждавший, что у всех нас «грязные руки», независимо от того, что считать конечным итогом наших действий – пользу, принесенную миру, или же вред. Даже программы, основанные на принципе предосторожности и нацеленные на сокращение риска для окружающей среды, например, путем запрета генетически модифицированных организмов или снижения выброса углекислого газа, влекут альтернативные издержки в связи с развитием науки и технологий, которые при оценке перспектив будущих поколений также должны заноситься в балансовую ведомость человечества. В конце концов, ущерб, который удалось предотвратить за счет выбора определенного курса (например, снижения экологических рисков), не менее спекулятивен, чем «ущерб», причиненный в силу отказа от определенного курса (например, развития науки и технологий). И тот и другой зависят от контрфактических предположений. Тем не менее обычно мы приписываем большую реалистичность контрфактическим предположениям первого рода, возможно, в силу их привязки к действиям, уже явно совершаемым в мире. Если говорить в целом, подобная асимметрия в интуициях поддерживала принцип предосторожности. Однако юриспруденция учитывает задействованные в таком случае когнитивные искажения, которые она пытается компенсировать, уделяя значительное внимание вине по небрежности.
Конечно, форсированное правление обращается к более широкой концепции небрежности, чем обычно предполагается в юриспруденции, что указывает на постистинностный подход к нормативности в целом. В частности, в сфере его интересов находятся также препятствия, тормозящие способность людей к инновациям. Эта идея имеет кое-какие прецеденты в праве. Рассмотрим обоснование самой идеи патентов и авторского права, впервые выдвинутое в период раннего Нового времени. В соответствии с ним самодовольство было главным врагом процветания, с которым можно было бороться лишь открытым поощрением предпринимательства [Fuller, 2002, ch. 2]. Как мы уже отмечали в главе 4, такой подход исторически был связан с библейской идеей о том, что человечество пребывает в падшем состоянии, которое требует своего рода восстановительных операций. Новое время во многом определялось именно предпринимательством и инновациями, которые сменили веру и набожность в качестве основных методов проведения таких восстановительных операций. Соответственно, мы видим сдвиг в модальном статусе инноваций: ранее они если и допускались, то нехотя, а теперь стали поощряться, а может, и открыто предписываться. Такой сдвиг сводится к тому, что «статус-кво» или «традиционная мудрость» стали считаться не источником авторитета и стабильности, а чем-то непременно подозрительным, поскольку они мешают попыткам людей реализовать свой потенциал.
